Судьбы волховских князей

И.Н. Милошевич,  г. Москва

Л.Н. Милошевич ,  г. Невель

История государства российского начинается

с прихода из-за моря неразгаданных досель

чужеземцев-варягов, приглашенных

владеть и княжить в земле славянской.

 

В 1235 году в Киевской земле произошло событие, не прошедшее незамеченным, отраженное в летописи, до сих пор притягивающее внимание историков, но так и остававшееся до последнего времени непонятым. Тогда Рюриковичи- князья Изяслав Владимирович Северский и Михаил Всеволодович Черниговский, собрав «поляков, русь и половцев множество», потребовали от короля Даниила Галицкого освободить захваченных им в плен неких «особных» князей, называя их при этом «наши братья». Несомненно: они всерьез опасались, что Даниил Галицкий может уничтожить своих пленников. Рюриковичи рисковали буквально всем, что имели, поскольку Даниил был сильным и удачливым военачальником, однако заставили его отпустить плененных им «особных» князей.

Непонятным в этой истории оставалось главное: что за князья это были, если ради них Рюриковичи пошли на смертельный, без преувеличения, риск? которых они называли «наши братья»? о которых так и не стало известно ничего, кроме того, что они «особые», «таинственные» и «загадочные»?

 Рюриковичи, и «особные» князья действительно могли с полным правом взаимно называть себя «наши братья», поскольку были кровными родственниками, происходили из одного рода, некогда княжившего на реке Волхове. Авторы определили основные три периода истории этого древнеславянского княжеского рода. В настоящей статье будут приведены некоторые неизвестные или малоизвестные подробности жизни и деятельности отдельных представителей рода волховских князей.

В нескольких километрах от Новгорода Великого находится знаменитое Волотово поле. Это место окутано множеством легенд и загадок. Неясно и происхождение названия поля. Самая известная легенда Волотова поля связана с именем Гостомысла. В летописи Николо-Дворищеского собора есть такие строки: «Когда умер Гостомысл, сын Буривоя, тогда проводили его достойно всем великим Новым городом до места, называемого Волотово, и тут погребли его». Похоронив своего старейшину, новгородцы пригоршнями насыпали на его могиле холм. Место это хорошо видно с Рюрикова Городища.

Тот факт, что волховско-новгородского князя Гостомысла похоронили именно здесь, определенно означает, как считают авторы, что это было постоянное место погребения великих (в смысле – старших, главных в роду) волховских князей. Здесь же, очевидно, упокоились его отец и другие предки. Нет убедительных оснований считать, что Гостомысл, в нарушение всех традиций и правил, мог быть похоронен отдельно, вдали от своих родных, от семейного места захоронения. И в таком случае, вероятнее всего, изначальное, практически не изменившееся название этого места – Волохово, или Волхово поле (вспомним Болохово, или Волохово в Киевской земле.

С течением времени название могло трансформироваться в Волотово. Волот, по старинным народным поверьям, – человекообразное существо гигантского роста, великан. Представление о захоронении здесь великанов могло возникнуть у местных жителей на почве впечатлений от внушительных курганов, возведенных над останками древних волховских князей. Характерный, определяющий признак древнеславянского захоронения – длинный курган, такой вид захоронения однозначно указывает на славян, в данном случае – на ильменских словен. Следы длинных курганов-могильников должны были надолго сохраниться в ландшафтном рельефе, что и послужило причиной последующего, когда память о волховских князьях постепенно исчезла у местного населения, переименования этого места. Остатки старинных длинных курганов можно считать напоминанием, что эта территория действительно была местом захоронения важных особ – великих князей, еще одним фактическим подтверждением историчности былого существования рода, княжившего на берегах Волхова. Логично предполагать, что результаты возможных раскопок, вскрытий «длинных курганов» позволили бы идентифицировать кого-либо из длинной череды поколений этих князей.

Смерть Гостомысла, «последнего (как считал В.Н.Татищев, – авт.) владетеля от рода славян (т.е. ильменских словен, – авт.)», произошла в 860 году. Сын Буривоя, он «был муж великой храбрости, такой же мудрости».

Крупнейший исследователь летописания А.А.Шахматов основательно доказывает, что Гостомысл упоминается уже в древнейшем «Новгородском своде 1050 года». Также выяснено, что о Гостомысле говорится в целом ряде современных ему западноевропейских хроник, где указана даже дата его кончины – 844 год. Впрочем, многие летописные даты IX – первой половины X столетий заведомо неточны: подчас они отличаются от истинных на десятилетие

По оценке авторов, основывающейся на методе П.Н.Петрова, выходит, что Гостомысл родился около 770 года. Таким образом, он прожил приблизительно до 90 лет. Как известно, Гостомысл пережил четырех взрослых сыновей, павших в многочисленных битвах, т.е. в зрелых летах; это показывает, что он вполне мог достичь к концу жизни очень почтенного возраста, в чем, несомненно, помогала ему врожденная мудрость. Очевидно, здесь имела место и сыграла свою роль хорошая наследственность: так, его предок «князь Вандал… в глубокой старости умер.

Немало современных ученых считают, что у «легендарного» Гостомысла есть вполне реальный исторический прототип, именем которого открывается список новгородских посадников, помещенный в Новгородской Первой летописи младшего извода под 989 годом.

Здесь необходимо отметить, что недоверчивое отношение к Иоакимовской летописи (о чем упоминалось в послужившей первоисточником исторических материалов Татищева, в современной историографии во многом преодолено. Это является фактическим признанием того, что сведения В.Н.Татищева могут служить основой, исходной информацией, базой данных для анализа – непредвзятого и объективного. Думается, Татищев, как истинный ученый, критически осмысливал сведения бывшего в его распоряжении первоисточника и отбирал наиболее вероятные из них, т.е. к материалам Татищева можно априорно относиться вполне доверительно.

Поняв, наверное, что обнаруженная и использованная им Иоакимовская летопись безнадежно утеряна или тщательно сокрыта, Татищев извещает и как бы предупреждает читателей: «Иоаким новгородский был задолго до Нестора, но история его… осталась безызвестна, однако ж весьма несомненно (везде в тексте полужирный курсив в цитатах выделен авторами), что оная у польских была» (т.е. у поляков; здесь, по-видимому, употреблена та же форма речи, что и в выражении «у русских», — авт.) [7, т.1, с.33]. В этой связи представляется весьма существенным мнение Л.Н.Гумилева, который считал, что важнейшие факты истории IX – X столетий «…переданы в русских летописях с очень сильными искажениями. Вместо правдивого изложения событий мы имеем легенды, которые сочинялись летописцами в угоду «начальству» (так у Гумилева, – авт.), в зависимости от политической ситуации. Особенно характерна «историческая мифология» для русского летописания – знаменитой «Повести временных лет» Нестора. …Очевидно, летописец вполне сознательно умалчивает о каких-то событиях, но о каких именно – мы можем только догадываться» [11, с.43]. Далее он добавляет, развивая и усиливая высказанную мысль: «Тринадцатый век, без сомнения, является наиболее сложным столетием русской истории. Ни одна другая эпоха не породила исторических мифов больше, нежели последний век существования Киевской Руси» [11, с.101].

Итак, утвердившись в уверенности в достоверности мнения Татищева относительно событий, связанных с призванием Рюрика и его братьев и зарождением династии Рюриковичей, авторы в дальнейшем будут опираться в первую очередь на его данные, привлекая сведения из других источников, не противоречащие версии историка, принятой ими в качестве базовой.

«Кто были государи русские до пришествия славян (к бассейну Ильменя и Волхова, — авт.), …о том мы известия порядочного не имеем. Но после пришествия славян, …по Иоакиму – с Вандалом, были князи славянского рода. Иоаким, имен не показывая, рассказывает только, что Буривой, отец Гостомыслов, был девятый от Вандала (т.е. потомок 9-ого поколения, – авт.)» [7, т.1, с.502]. Однако в другом месте данные иные: «Вандал – князь, предок Гостомысла. От Вандала до Гостомысла – 14 поколений» (значит, Гостомысл стал 15-ым в череде князей, властвовавших на Волхове, – авт.) [7, т.1, с.62].

Явное, казалось бы, противоречие в действительности – мнимое: вспомним, как часто передаются в роду по прямому наследству или через поколения имена наиболее ярких его представителей. Несомненно, здесь имеются в виду два волховских князя, носивших имя Вандал в разное время. В данном случае принципиальное значение имеет факт подтверждения прямых родственных связей между Вандалом – родоначальником волховских князей, и Гостомыслом – непосредственным общим предком Рюриковичей и Волховских. Добавим, что встречающиеся упоминания о Славене (Словене) в контекстах, относящихся к разным историческим периодам, подводят к убеждению, что имя прародителя также неоднократно передавалось его потомкам. Авторы берут на себя смелость предполагать, что это даже не совсем имя, а некий наследовавшийся почетный титул типа «отец народа» (вспомним пушкинскую строку: «Царь ты наш! Отец народа!»), этимологически восходящий к корневым словам «венд, венед», которые, вероятно, были самоназванием праэтноса; возможно, что от этих же корней происходит и имя Вандал и что оно также имеет общественно значимый смысл.

Сведения из используемых авторами источников создают возможность реконструировать отдельные фрагменты родословия волховских князей и дополнить и уточнить родословную таблицу, показанную в [3]. С некоторой долей условности теперь ее можно представить, как считают авторы, в следующем виде:

Периоды рождения

Персоналии

  
 

Славен (Словен) – легендарный прародитель славян

  
 

* * *

  
 

Славен (Словен) – легендарный предводитель племен,

распространившихся в южной Прибалтике

и северо-восточной части Европы

 
 

* * *

* * *
 

Славен (Словен) – легендарный основатель Славенска1,

отец Волхва (Волхова)

  

Ок. 280 года2

Вандал (I)– один из младших братьев Волхва,

полулегендарный прародитель ильменских словен3

  
 

Сын Вандала (I)

  
 

Внук Вандала (I)

  
 

Правнук Вандала (I) – дед Вандала (II)

  
 

Отец Вандала (II)

  

Ок. 460 года2

Вандал (II) – волховский князь4

  

Ок. 490 года2

Владимир Древний – сын Вандала(II)5

  

Начало VI столетия

Белояр Гордыня

  
 

Сын Белояра

  
 

Внук Белояра

  
 

Правнук Белояра – прадед Буривоя

  
 

Дед Буривоя

  
 

Отец Буривоя

  

Ок. 740 года

Буривой4, 5

  

Ок. 770 года

Гостомысл3

  
 

Сыновья и дочери Гостомысла6

  

IX столетие

Вадим Храбрый, Ольга и др.7

Рюрик

 
 

Волховские

Игорь (+ Ольга)

  

Рюриковичи

  

1 «Князь Славен… град великий создал, во свое имя Славенск нарек» [7, т.1, с.53];

2 оценка по методу П.Н. Петрова, отсчет – от Гостомысла;

3 «от Вандала до Гостомысла – 14 поколений» [7, т.1, с.62];

4 «Буривой, отец Гостомыслов, был девятый от Вандала» [7, т.1, с.502];

5 «Буривой… девятым был (восьмым, — авт.) после Владимира» [7, т.1, с.53)];

6 Из них поименно можно назвать лишь Выбора, старшего из четырех сыновей, и Умилу, среднюю из трех дочерей, мать Рюрика «со братиями» [10, п.12];

7 «Хотя у Гостомысла сына и внука не осталось, но посторонних линий (т.е. параллельных родственных, или, по выражению Татищева, боковых, – авт.) князи были» [7, т.2, с.581].

Эти не названные Татищевым князья, безусловно, суть потомки сыновей Вандала, братьев Владимира Древнего – Избора и Столпосвята [10, п.12]. Таким образом, можно говорить о трех изначальных родовых ветвях древнеславянских волховских князей:

волховско-новгородской (родоначальник – Владимир Древний), по прямой мужской линии завершившейся Гостомыслом в 860 году;

изборской (родоначальник – Избор), из которой произошли, в частности, Вадим Храбрый и княгиня Ольга; следы ветви просматриваются до XIV столетия (об этом ниже);

и третьей (родоначальник – Столпосвят), следы которой частично перемешались со следами двух других ветвей, а частично затерялись во времени.

Известные варианты истории древнего Изборска сводятся к тому, что он был основан первыми словено-волховскими князьями и получил свое название в честь Избора. О словено-волховском происхождении поселения убедительно напоминает сохранившаяся до сих пор топонимика Изборска: Словенские ключи; Словенское поле, или Словенец.

Во времена Гостомысла и призвания его внуков Изборск, по Татищеву, был одним из уделов волховских князей. При передаче его Трувору Изборск, который «тогда главный град был в той стороне, а Пскова еще не было» [10, п.22], не был захвачен или отбит у предшествующего владельца, а просто отдан новому по воле великого волховского князя, каковым в тот период стал и некоторое непродолжительное время являлся Рюрик. Разумеется, мимолетное правление Трувора и Синеуса не могло заметным образом отразиться на судьбах потомков Избора и Столпосвята. Имеются сведения, что «свои», т.е. волховские, князья правили в Изборске до XIV столетия [5, с.331], и это – еще одно прямое указание на родственные связи между ними и Рюриковичами, на особое («особное») отношение Рюриковичей к волховским князьям, диаметрально противоположное отношению ко всем без исключения другим княжеским семействам, не принадлежавшим к их династии (вспомним: последний удельный князь не из рода Рюриковичей был уничтожен еще в конце X столетия). Очевидно, изборские князья просуществовали значительно дольше потому, что были неотъемлемой частью рода князей волховских, что из этой ветви вышла Ольга – праматерь Рюриковичей. Скорее всего, эта ветвь оборвалась естественным образом.

После ухода основной части волховских князей с Олегом, а затем с Ольгой – в период выхода замуж и (или) позднее, во времена ее княжения, – в Киевскую землю, Изборск, отстоящий на 30 км от Пскова, стал восприниматься как его соперник-конкурент, фактически как бы дублер Пскова – Нового города в данной местности, и аффилироваться с нею, а не с Волховом. Однако есть серьезные основания полагать, что вплоть до конца XIV столетия Изборск и его жители крайне негативно относились к Пскову и псковичам [5, с.331], видимо, по-прежнему считая себя ильменскими словенами.

По мнению Императрицы Екатерины II, серьезно интересовавшейся российской историей и обладавшей неограниченным доступом ко всей имевшейся тогда информации, о чем свидетельствует огромное для той поры количество собранной ею специальной литературы, в том числе летописной, или «летописцев» («у Екатерины II было около 150 летописцев» [12]), «славянских князей поколение княжило в Руси от 480 года до 860 года и кончилось Гостомыслом» [10, п.20]. В отношении историчности Гостомысла, его происхождения и даты кончины, также как и того, что касается его детей и внуков, включая Рюрика, она полностью солидарна с Татищевым. Известно, что Императрица опиралась на данные Иоакимовской летописи, ставшие достоянием науки благодаря Татищеву, мнение которого она уважала [12]; в этой части материал обновленной таблицы согласуется с тем, что было известно и Императрице, и историографу, использование же метода Петрова применительно к сведениям Татищева создает новое представление о продолжительности властвования словенских князей в волховско-ильменских землях, отдаляя его начало на полтора-два столетия от указанного Екатериной Великой.

Из таблицы, в частности, следует, что упоминавшийся уже ранее Белояр Гордыня являлся, вероятнее всего, внуком того Вандала, который родился в середине V столетия (около 460 года) и именно которого, очевидно, Императрица считала родоначальником славянских, или волховских князей.

Заметим, что Татищев не называет времени появления потомков Славена (Словена) в волховско-ильменском регионе, как сделала Екатерина Великая; это означает, что он не располагал подобной информацией, и Императрица почерпнула ее из другого источника (многое указывает на это; нельзя, например, исключать вероятность того, что она могла найти передаваемые ею подробности не в трудах историка, а непосредственно в Иоакимовской летописи: известно, что Татищев держал в руках не летопись целиком, а лишь фрагмент её – «три тетради, …что из книги сшитой вынуты» [7, т.1, с.52]). Период около 480 года как начало правления волховских князей упоминается Екатериной II неоднократно [10, пп. 12, 14, 18, 20], и это очень хорошо соответствует приведенным в таблице расчетным данным о временах рождения Вандала и его ближайших потомков, определенным по методу Петрова.

В совокупности такое перекрестное совпадение информации от разных и независимых авторов может расцениваться как достаточно объективное указание на историчность волховских князей старших поколений Вандала, его сына Владимира (и, соответственно, его братьев Избора и Столпосвята) и внука Белояра.

В [3] высказано предположение, что причиной обструкции, которой, как известно, подверглась «История Российская» В.Н.Татищева, стали обнародованные им отдельные подробности супружества Игоря Рюриковича и княгини Ольги. Как выясняется, авторы не одиноки в своем подозрении, что причина эта очень далека от собственно исторической. Подобной точки зрения придерживается, например, современный историк и публицист Михаил Сарбучев, который считает: «Рюрик – преемник династии Словена – Вандала – Буревоя, …наследник, как и Вадим, по женской линии… В Рюрике совершенно законно течет кровь Словена… На фоне теряющейся в веках ветви рода Рюриковичей, а точнее – Словенов (т.е. волховских князей, – авт.), Романовы выглядели довольно жалко, за что и поплатился Татищев». В этом же контексте Сарбучев приводит строфу Г.Р.Державина, в которой поэт надеется и даже утверждает, что слава его будет жить в памяти россиян «…доколь Славянов род Вселенна будет чтить…» (т.е., подразумевается, всегда, – авт.). Здесь Сарбучев поясняет: «Славянов – род, берущий начало от Славяна/Словена» [9, сс.32-33], т.е. род древнеславянских волховских князей, прямым продолжением которого остается семейство их потомков Волховских.

Хронология жизни Ольги, представленная Татищевым, такова: Ольга, или Прекраса – княжна изборская [7, т.1, с.503], она «из прежних князей славянских, внучка Гостомысла» [7, т.2, с.590]; ее мать, старшая дочь Гостомысла, «была замужем за князем изборским» [7, т.1, с.65]. Ольга – супруга князя Игоря, сочетались они в 903-м, крещена в 955-м, умерла в 969-м [7, т.1, с.503]. Сын Игоря и Ольги Святослав родился в 920 году, через 17 лет после брака родителей, когда Ольге было около 33 лет [7, т.2, сс.609-610]. Таким образом, по Татищеву, она родилась примерно в 887 году и была на 12 лет моложе Игоря. Говоря о происхождении Ольги, Татищев выражается очень эмоционально: «Насчет того, что крестьянка и перевозчица на реке – грубейшая ошибка». И поясняет, имея в виду обстоятельства женитьбы на ней Игоря: «Все князи и прежде, и после женились на дочерях княжеских, а на крестьянских – ни единого» [7, т.1, сс.67-68]. Татищев знаком с версией о происхождении Ольги из простонародья и уверенно, настойчиво ее опровергает.

Согласно Татищеву, у Ольги и Игоря было два или даже три сына: «…младшие Святославу братья были» [7, т.2, с.598]; «Игоря дети: Святослав и Улеб, убит от брата за христианство в 971 году» [7, т.1, с.503]; «Улеб, у Иоакима Глеб, сын Игорев, от брата Святослава за веру Христову замучен» [7, т.2, с.600]; «…после Игоря – Володислав и Улеб князи» [7, т.2, с. 610] (в [3] имена сыновей Игоря названы ошибочно, — авт.). В свете этой информации распространенное мнение, будто у Ольги и Игоря был только один сын, выглядит крайне сомнительным: и Ольга, и проживший достаточно долгую и насыщенную событиями жизнь Игорь, и бывший в течение многих лет его наставником, фактически – регентом Олег Мудрый не могли не понимать, что наследник великокняжеского правящего дома никак не должен оставаться единственным в семье ребенком мужского пола.

При этом Татищев подчеркивает: «Ольга, сама будучи происхождения славянского, …имена славянские сыну (сыновьям, — авт.) и внучатам дала» [7, т.2, с.600].

Факт многозначительный. Ничего подобного не произошло бы, не будь Ольга действительно «природная славянка, родившаяся близ Пскова» [13, с.9]. Осознав этот факт, невозможно согласиться с тем, что «Рюрик, Ольга (Хельга), Игорь (Ингвар) – чистокровнейшие скандинавы» [5, с.202], поскольку тут же закономерно возникают вопросы: почему дети Ингвара и Хельги, внуки Рюрика получили славянские имена? по какой причине «варяги», начиная с Игоря и Ольги, не стали строить на киевской земле варяжское государство, имея для того все возможности?

Несомненно, Рюрик и его братья, Ольга, Игорь, их дети и внуки – первые Рюриковичи живо ощущали свою кровную принадлежность к прославленному и еще совсем недавно могущественному роду волховских князей, история которого была для них не древней, а новейшей, современной и хорошо знакомой. Эта история была еще свежа в их памяти. Очевидно, Рюрик, внук Гостомысла, сын Умилы, двоюродный брат Ольги и Вадима в душе оставался ильменским словеном и смог передать эти свои чувства другу и свойственнику Олегу, ставшему опекуном и воспитателем его сына. А личное влияние на Игоря Прекрасы-Ольги, имевшей, как известно, чрезвычайно твердый, жесткий характер и, судя по прозванию и обстоятельствам биографии, обладавшей незаурядным женским обаянием, решающим образом способствовало тому, что их дети получили славянские имена. При этом, скорее всего, Прекраса, будучи княжной от рождения, также была плодом родственного брака между неким волховским же (изборским) князем и старшей дочерью Гостомысла (в те времена считалось даже, что подобные браки заключаются с помощью богов), и в ней, соответственно, очень сильным было волховское начало. Правление Игоря и Ольги, фактически представлявшее собою дуумвират, стало союзом единомышленников, сплоченных прославянской идеей, чего, повторимся, не могло бы произойти, если бы они являлись скандинавами, абсолютно чуждыми славянскому духу.

«Вадим – князь славянский, был сын старшей дочери Гостомысла, князь изборский, и по старшинству матери его – наследник престола» [7, т.2, с.585] (то есть, по Татищеву, Вадим и Ольга – родные брат и сестра; Рюрик, Синеус, Трувор – их двоюродные братья). Вадим, по всей видимости, являлся главным или даже единственным претендентом на престол великого волховского князя после Гостомысла. С приходом Рюрика и его братьев Изборск был отдан одному из них – Трувору, и Вадим был лишен не только права на главенство в роду, но даже надежды на достаточно почетный наследный удел, что, безусловно, воспринималось им крайне болезненно. Однако достоверность истории о том, что Вадим организовал заговор против варяжских пришельцев, вошедшей в художественную литературу, признается далеко не всеми исследователями [5, с.111].

Из того, что известно о Вадиме в частности и о волховских князьях в общем, вырисовывается психологический портрет названного князя: храбрый до безумства, гордый до заносчивости, стремящийся к безусловному лидерству (на это указывает форма его имени, даваемая Татищевым со ссылкой на Нестора – Водим, что может происходить от слов «водить», «вождь»). Взрывной, безусловно конфликтный характер; возможно, именно по этой причине родственники его радовались, узнав, что не он унаследует власть у Гостомысла [7, т.1, с.55]. Более раннее рождение давало ему принципиальное преимущество (право первородства) на главенство, верховенство в роду, и его личностные качества не позволяли ему смириться с ролью младшего и даже как бы бедного родственника. Конфликт интересов вполне мог перерасти в откровенное противостояние между ним и Рюриком, что вскоре (в течение двух лет) и произошло. Рюрик, будучи по воспитанию и, соответственно, по менталитету истинным викингом и понимая катастрофический по возможным последствиям вред, наносимый Вадимом принципу единовластия, вполне мог сознательно спровоцировать его на ссору, чтобы избавиться от опаснейшего для его целей и для будущего всего рода соперника. Впрочем, как предположили авторы в [3], учитывая сложный характер Вадима, его конфликт с Рюриком вполне мог произойти и на сугубо бытовой почве.

Новую, очень важную информацию, касающуюся волховских князей, находим у Гумилева [11]. Собственно, речь у него идет о так называемых «болоховских» князьях; авторы, руководствуясь сформулированным ими принципом, согласно которому всю имеющуюся информацию о «болоховских» князьях следует относить к князьям волховским [3], передают данные Гумилева в соответственно адаптированном виде. Описывая первый набег монголов на Киевскую Русь, Гумилев сообщает, что в конце XII столетия сохранилась область, в которой правили не Рюриковичи, а потомки древних славянских вождей – волховские князья [11, сс.99-100]. По приходе на их землю монголов волховские князья предпочли договориться с монгольским ханом [11, с.141]. Сразу после ухода Батыя на Волгу (в 1242 году, – авт.) князь Даниил Галицкий напал на союзных монголам волховских князей, перебил всю аристократию, а население княжества разогнал [11, с.150].

Тем самым Гумилев частично проясняет историю волховских князей после событий 1235 года. Становится понятным, почему упоминания о волховских князьях, которых незадолго до этого «было много» [14, с.156], внезапно исчезли из историографии Киевской земли: Даниил Галицкий практически всех их уничтожил. Оставшаяся малая часть спаслась, уйдя на север, к Овручу, за реку Уж; немногочисленные современные члены рода Волховских происходят именно из этой части.

Погибшие от рук Даниила могли войти в так называемый Киевский Синодик: сохранилось принадлежавшее черниговскому архиепископу преосвященному Филарету (Гумилевскому) свидетельство о неких вписанных в него, но так и не идентифицированных 55 князьях и княгинях, в числе которых, предположительно, находятся и волховские князья [14, с.156].

Авторы считают целесообразным сделать здесь небольшой экскурс в историю «особных» князей, которые, как показано в [2] и [3], являлись потомками древнеславянских волховских князей, переселившимися вместе с Олегом, а затем, частично, и с Ольгой на территорию, получившую название Киевской земли. Хочется еще раз напомнить об одной из особенностей «особных» князей, имевшей принципиальное значение, но ускользающей, однако, от внимания исследователей. Она заключалась в том, что управлявшееся ими княжество фактически являлось неотъемлемой составной частью владений великих киевских князей площадью около трети этих владений. Между обоими княжествами не было даже границы в полном смысле этого слова. Киевские и волховские князья были как бы соправителями Киевской земли, и это становится особенно понятным, если вспомнить, что во времена правления Олега, Игоря Рюриковича, княгини Ольги они и их волховские родственники реально были одним семейством, а Рюриковичей, как таковых, еще не существовало. Волховские «особные» князья занимали юго-западную часть общих владений и охраняли их с этой стороны от территориальных притязаний агрессивных соседей. В период владычества короля Даниила Галицкого он стал наиболее опасным из них; присутствие на рубежах Киевской земли волховских князей препятствовало осуществлению его экспансионистских замыслов, и поэтому распространенное мнение, будто «особные» князья «постоянно старались вредить» Даниилу [14, с.81), следует воспринимать и расценивать с прямо противоположной точки зрения. В военном отношении волховские князья оказались слабее своего именитого противника, и это во многом объективное обстоятельство роковым образом предопределило их историческую судьбу. Разумеется, будучи непомерно гордым, как и все Рюриковичи, галицкий король не мог забыть и простить волховским князьям унижение, которое он испытал семь лет назад, в 1235 году, когда ему пришлось, под угрозой войны с северским и черниговским князьями, отпустить плененных им «особных» князей.

* * *

Собранные авторами биографические материалы позволяют построить фрагменты пяти ветвей современного родового древа Волховских – потомков волховских князей (вспомним: когда-то их «было много») и привести некоторые факты об отдельных из упоминаемых в них лицах. Описания родовых ветвей изложены в порядке, в котором они представлены на прилагаемой родословной схеме.

Санкт-Петербургская ветвь

История этой ветви стала известна, в основном, из прошения, поданного в марте 1895 года в Департамент герольдии Правительствующего Сената отставным капитаном Константином Яковлевичем Вальховским (1837 г.р.), проживавшим на Владимирском проспекте Московской части С.-Петербурга. Обращение в Сенат объяснялось желанием просителя изменить свою фамилию на исконную родовую – Волховский, которую носили его дед капитан 1-ого ранга Михаил Данилович, отец Яков Михайлович (1793 – 1838) и старший брат Константина Яковлевича Владимир (1828 г.р.).

Искажение фамилии произошло при зачислении Якова Михайловича Волховского в 1806 году в Морской кадетский корпус, когда она впервые была записана ошибочно. Причина, по которой Яков Михайлович не обратил тогда на это внимание, заключалась, по мнению просителя, в малолетстве его отца.

Известно, что Михаил Данилович и Яков Михайлович стали кавалерами ордена Святого Георгия IV класса: отец был пожалован орденом в ноябре 1803 года, а сын – в ноябре 1837 года, будучи в чине майора.

Константин Яковлевич служил бухгалтером Интендантского управления С.-Петербургского военного округа; в 1869 году у него родился сын, также названный Константином.

К этой же ветви относится, скорее всего, и Лука Михайлович (1800 г.р.), с 1842 года – первый полицеймейстер созданного тогда же Соломбальского военно-морского порта в Архангельске, вероятно – сын Михаила Даниловича и младший брат Якова Михайловича. Он, как и Яков Михайлович, окoнчил Mopской кадетский кopпус. В 1819-28 гг. Лука Михайлович плaвал нa Бaлтийском мope; в 1829-42 гг. кoмандовал бpигами «Keтти», «Hoвaя Зeмля», «Лакомка» и дpугими нa Бeлoм мope; в 1857 году он был пpoизвeдeн в чин пoдпoлковника.

Первая полтавская ветвь (от Николая)

Наибольший объем информации, собранной авторами при восстановлении родословия Волховских, относится именно к этой ветви. Много сведений почерпнуто из очень содержательного исследования [15, т.1, сс.1-202], Месяцесловов и Адрес-календарей за период 1777–1804 гг., архивных источников. Значительная часть этих сведений использована в статье [16]. При этом о родоначальниках полтавской ветви известно лишь из записи в Ростовском синодике: «из рода Александра Николаева Волховского», относящейся к епископу Ростовскому Афанасию (Вольховскому) I, в миру – Петру, родному брату полтавского протоиерея о.Павла (Вольховского); о.Павел и является фактическим основателем полтавской династии Волховских/Вольховских.

В ходе работы над [16] авторы склонялись к мысли, что Андреян Павлович и Андрей Павлович – одно лицо; вновь обнаруженные материалы не оставляют сомнений, что они – родные братья.

В период подготовки настоящей статьи внимание авторов привлекла картина В.И.Мошкова «Первая встреча Паскевича с Аббас-мирзой в Дей-Каргане», написанная в 1828 году и запечатлевшая один из ключевых моментов переговорного процесса, завершившегося подписанием Туркманчайского договора об окончании русско-персидской войны 1826-28 гг. Насколько известно авторам, к настоящему времени идентифицированы четверо из девяти представленных на ней российских участников встречи: руководитель делегации генерал И.Ф.Паскевич, стоящий справа от него видный российский дипломат А.М.Обрезков, А.С.Грибоедов (символично, что он занимает центральное место в ряду представителей российской стороны) и помещенный вторым справа полковник Л.Е.Лазарев, внешность которого удостоверяет, что по происхождению он – этнический армянин. По уверенному мнению авторов, крайним справа офицером на картине изображен В.Д.Вольховский (см. его прижизненный портрет в [2]), принимавший непосредственное и самое деятельное участие в событиях, связанных с этим историческим эпизодом. Так, под его личным командованием была доставлена из Персии в Санкт-Петербург военная контрибуция в размере 20 млн. руб. серебром – сумма, втрое превысившая затраты Российской империи на эту войну. Безусловно, изображение встречи имело статус официального исторического документа, и действующие лица расположены на нем в порядке субординации, соответственно должностной иерархии. К моменту подписания мирного договора тридцатилетний В.Д.Вольховский был капитаном; вскоре после этого, в течение полугода, он был высочайше пожалован внеочередным воинским званием полковника (т.е. минуя звания майора и подполковника, что, на взгляд авторов, совершенно не ординарный случай). Обращает на себя внимание характерный профиль В.Д.Вольховского, воочию подобный профилю типичного Рюриковича, что авторы считают еще одним наглядным подтверждением их версии об общности происхождения Волховских и Рюриковичей (думается, В.И.Мошков, академик живописи, стремился достичь максимально возможного портретного сходства персонажей картины).

Ветвь потомков Афанасия II (Федора Павловича Вольховского)

В дополнение к уже сказанному авторами об Афанасии (Вольховском) II ранее, в [2] и [3], следует добавить, что в 1781-83 гг. он служил наместником Александро-Невской Лавры. С начала 1795 года, став епископом Могилевским и Полоцким, «два с половиною года Святитель (будущий, — авт.) Афанасий… управлял могилевскою паствою… и в среде ее много униатских церквей и народа обратил в благочестие (православие). По вниманию к таковым, без сомнения, великим подвигам Император Павел Петрович, при Всемилостивейшем и лестном рескрипте, 11 мая 1797 года пожаловал Епископу Афанасию орден св. Александра Невского» (по социальному статусу кавалер ордена Св. Благоверного князя Александра Невского приравнивался к тайному советнику – чиновнику 3-его класса по Табели о рангах, — авт.) «Торжества по случаю прославления Афанасия (Вольховского) II планировалось совершить после Собора Русской Церкви 1917 года, однако сему воспрепятствовала начавшаяся революция» [17, сс.3-6]; официальная канонизация Святителя Афанасия Полтавского произошла в 2010 году.

По информации, полученной от настоятеля Свято-Владимирского храма в Днепропетровске протоиерея о. Георгия (Юрия Павловича) Вольховского, 1955 г.р., он является прямым потомком в седьмом поколении архиепископа РПЦ Афанасия (Вольховского) II.

(Эти данные позволяют оценить погрешность применяемого авторами метода П.Н. Петрова: фактической датой рождения архиепископа является 1741 год, расчетной – 1745 год; абсолютная погрешность оценки в данном случае составляет 4 года, относительная, т.е. отнесенная к расчетному, или базовому периоду продолжительностью 210 лет, равняется 1,9 %.)

От него же стало известно, что единственный сын Афанасия (Вольховского) II Петр Федорович в начале 1820-ых гг. переселился на Кубань в рамках действовавшей с начала XIX столетия программы освоения малолюдных территорий этого края (называвшегося тогда Черноморским, или Черноморией). Сохранившиеся сведения о его семействе показывают, что Петр Федорович, скорее всего, был, как и его отец, священнослужителем. Известно, что некоторая часть потомков Петра Федоровича обитает на Кубани и поныне; отдельные представители ветви в разные периоды проживали в Херсонской губернии и на Дону.

Вторая полтавская ветвь (от Григория)

Известная авторам часть истории этой ветви целиком основывается на Родословной, представленной Полтавскому Дворянскому депутатскому собранию для рассмотрения на заседании, состоявшемся 5 июня 1850 года. Родословие начинается с Ильи Парфёновича, который в июле 1740 года был «определен (назначен, — авт.) значковым товарищем за службу деда Григория и отца Парфёна». В мае 1754 года Илья Парфёнович универсалом малороссийского гетмана Разумовского был определен в так называемый Полтавский полк сотником. По всей вероятности, это именно тот Илья, о котором известно, что в 1748 году он являлся Полтавским городским атаманом.

Сын Ильи Парфёновича Семен в июне 1775 года был произведен из полковых канцеляристов в войсковые товарищи. В августе 1786 года, согласно патенту Правительствующего Сената, Семен Ильич был всемилостивейше пожалован из войсковых товарищей в губернские секретари и в тот же день, еще одним патентом Правительствующего Сената, произведен в чин титулярного советника. В апреле 1797 года Екатеринославское Дворянское депутатское собрание постановило внести Семена Ильича с сыном его Ильёй в первую часть губернской Дворянской родословной книги.

Информация о служебной деятельности Ильи Семеновича, сына Семена Ильича, фактически ограничивается сведениями о состоявшемся 27 декабря 1806 года пожаловании ему чина майора, что удостоверяется патентом, собственноручно подписанным Императором Александром I. Кроме этого, известно только, что в 1823 году, когда у него родился сын Дмитрий, Илья Семенович имел чин подполковника.

Дмитрий Ильич «в службу вступил в 1841 году, произведен в коллежские регистраторы в 1843 году, в губернские секретари – в 1847 году, по прошению его уволен от службы 25 мая 1848 года».

Рассмотрев материалы вышеуказанной Родословной, Полтавское Дворянское депутатское собрание постановило внести Дмитрия Ильича в первую часть губернской Дворянской книги. Однако из Списка дворян, включенных в эту книгу, следует, что Дмитрий Ильич, его сын Григорий Дмитриевич (1855 г.р.) и внук Евгений Григорьевич (1888 г.р.) оказались, по необъясненной причине, внесенными во вторую часть названной книги.

Полтавско-нежинская ветвь

Восстановленный авторами фрагмент полтавско-нежинской ветви начинается со Степана Ильича, который в 1781-82 гг. в звании поручика артиллерии служил земским исправником в нижнем Земском суде в Новгороде, а в 1788-96 гг. в чине надворного советника являлся председателем 2-ого Департамента Новгородского губернского департамента. Авторы считают, что он был сыном вышеупомянутого Ильи Парфёновича. Имеется сравнительно подробная информация о трех сыновьях Степана Ильича: Петре, Иване, Михаиле.

Петр Степанович (ок.1736 г.р.) в 1781-82 гг. в звании секунд-майора служил пограничным комиссаром в межевой Экспедиции при Губернской канцелярии в г.Кременчуге Новороссийской губернии. В 1788 г. он, в звании полковника, служит в гимназии для чужестранных единоверцев, учрежденной при Артиллерийском инженерном шляхетном кадетском корпусе в Санкт-Петербурге. 4 ноября 1799 года состоялся именной указ Императора Павла I Сенату о пожаловании полковника Вольховского в статские советники и назначении его Малороссийским почт-директором. В 1804 году он был уже действительным статским советником. Именно Петр Степанович приобрел в 1796 году имение Мойсевка и превратил его в Украинский (Малороссийский, Левобережный) Версаль. Петр Степанович скончался около 1815 года, не оставив прямых наследников.

Иван Степанович (1737 г.р.), окончив Киево-Могилянскую академию, с 1761 года был диаконом, а затем и настоятелем Николаевского собора в Нежине, где вскоре стал главным городским протоиереем (первосвященником). Его сын Григорий Иванович (1761 г.р.) служил в Лейб-гвардии Измайловском полку, откуда в 1788 году вышел в отставку в чине капитана. С 1795 года он проживал в Нежине, служил там заседателем Земского суда, земским исправником — начальником земской полиции, почтмейстером; с 1805 года он – надворный советник. Его дети Степан и Петр Григорьевичи достигли значительных успехов в карьере и в жизни (см. ниже).

Михаил Степанович (1751 г.р.) также закончил Киево-Могилянскую академию, однако подвизался не на духовном, а на административном поприще, предпосылкой чего стало его участие в русско-турецкой войне 1768-74 гг. В 1782-91 гг. Михаил Степанович служил директором Нежинской банковской канцелярии, в 1791-804 гг. – городничим Нежина. В отставку Михаил Степанович вышел в 1805 г. в чине статского советника. Его сын Петр Михайлович (1784 г.р.), отставной капитан артиллерии, стал одним из наследников Мойсевского имения.

История имения Мойсевка вызывает ассоциации с шекспировскими сюжетами. В 1802 году, когда поместье вошло в состав Полтавской губернии, в нем начислялось 300 ревизских душ (крепостных мужчин трудоспособного возраста, — авт.) и 2390 десятин земли. Через полвека, в 1853 году наследником Мойсевки стал отставной генерал-майор Корпуса жандармов Петр Григорьевич Волховский, внук Ивана Степановича; его братья Степан Григорьевич и Павел Григорьевич отказались от своих долей наследства в пользу Петра Григорьевича, и ему во владение перешло уже около 500 крепостных мужского пола. Кроме того, часть имения, которое вместе с двумя близлежащими селами составляло так называемую Мойсевскую экономию, получил племянник первого ее хозяина Петр Михайлович, став при этом владельцем 300 крепостных мужского пола. Петр Григорьевич умер в 1861 году; незадолго до этого его недвижимостью (а также деньгами и драгоценностями на сумму 100 тыс. рублей) фактически обманным путем завладел его сын Эраст Петрович (1822-1874), не оставив ничего своим семерым братьям и сестрам. Их обращения по этому поводу к губернским властям и затем к министру юстиции не имели успеха: все отцовское имущество осталось за Эрастом Петровичем.

Возможно, этому способствовал тот факт, что Эраст Петрович был женат на Ольге Платоновне Закревской, представительнице графского рода, состоявшего в близком родстве с графами Разумовскими (в результате Волховские номинально породнились с семейством, главой которого являлся Алексей Разумовский – морганатический супруг Императрицы Елизаветы Петровны). Эраст Петрович часто подолгу проживал с семьей за границей, скончался он в Бадене.

Вышеназванный Степан Григорьевич (1786-1858) обучался в Благородном пансионе при Московском университете. В 1811 — 1823 гг. он исполнял различные должности в аппарате Министерства внутренних дел, заняв в итоге пост начальника I отделения Департамента исполнительной полиции. В 1823 — 1830 гг. Степан Григорьевич – чиновник канцелярии Комитета министров, с 1830 по 1841 гг. – черниговский вице-губернатор, при этом неоднократно исполнял обязанности гражданского губернатора; в 1833 году был произведен в чин действительного статского советника. В 1841 — 1850 г.г. он – вологодский гражданский губернатор, в 1849 г. произведен в чин тайного советника. В 1850 — 1853 гг. – самарский гражданский губернатор; с 1853 года – сенатор, член Правительствующего Сената.

Михаил Николаевич, 1868 г.р., внук Михаила Степановича, получил блестящее военное образование в киевском Владимирском кадетском корпусе, военном Константиновском училище (выпущен по 1-ому разряду) и Николаевской академии Генерального штаба, по окончанию которой в 1898 году за отличные успехи в учебе был произведен в штабс-капитаны. Высочайшими приказами произведен в чины: в 1904 году – подполковника, в 1908 г., за отличие по службе, – полковника, в 1915 г., за боевые отличия, – генерал-майора и назначен начальником штаба 112 пехотной дивизии, затем командиром бригады. Участник боевых действий против германских и австро-венгерских войск. Умер в 1944 г. в эмиграции, похоронен под Парижем.

Его брат Николай Николаевич, 1877 г.р., военно-морской врач в чине коллежского советника, во время гражданской войны сражался в рядах белогвардейских войск на Восточном фронте. После поражения Белого движения он оказался в эмиграции в Китае, где в 1938 году скончался в Харбине.

Сведение воедино пяти разобщенных до этого ветвей (каждая из которых имеет более или менее развернутое документальное подтверждение) произведено на том основании, что Илья, Петр и Павел Волховские были близкими по возрасту современниками.

Последнее заключение косвенно базируется на информации, относящейся к истории возведения первого в Полтаве каменного православного храма, нареченного в честь Успения Пресвятой Богородицы. Согласно этой информации, одним из инициаторов строительства храма, начавшегося в 1748 году, стал городской атаман Полтавы Илья Волховский. После завершения строительства один из пяти приделов нового храма был освящен в честь пророка Илии, другой – апостолов Петра и Павла. Авторы видят в этом акт общественного признания значимости для успеха всего дела тех результатов, которые были достигнуты благодаря организаторским способностям Ильи, духовному авторитету архиепископа РПЦ Петра, наставническому влиянию известного в городе протоиерея о.Павла – в силу занимаемого положения они, безусловно, не могли не находиться в эпицентре происходящих событий.

* * *

Резюмируя содержание «триптиха», завершающую часть которого составляет настоящая статья, авторы констатируют:

1. Княжеский (во времена Новгородской Руси и Киевской Руси), боярский (во времена Московского царства), дворянский (во времена Российской Империи) род Волховских являлся и остается современным продолжением, наследником древнеславянского рода волховских князей, с III по IX столетия включительно владевшего территорией, охватывавшей регион волховско-ильменского бассейна, в отдельные периоды расширявшейся до побережья Белого моря.

2. В историографию XII – XIII столетий этот род вошел под прозванием «особых» князей, совместно с великими киевскими князьями правивших Киевской землёй. Их особенность состояла в том, что именно из этого рода произошли Рюрик, Игорь Рюрикович, его жена княгиня Прекраса-Ольга и их дети; соответственно, потомками волховских князей являлись и являются все представители династии Рюриковичей.

3. Авторское заключение подтверждает старинную версию, введенную в научный оборот выдающимся российским историком В.Н.Татищевым, поддержанную Императрицей Екатериной II и разделяемую многими последующими исследователями, в том числе современными.

В проделанной работе авторами двигало естественное стремление найти истоки своего происхождения, внести посильный вклад в восстановление истории древнейшего рода Волховских, рода священнослужителей и военнослужащих – защитников Веры и Отечества, членами которого они имеют честь пребывать. Не будучи профессиональными историками, авторы склонны считать свой труд развернутыми тезисами, своеобразным план-проспектом полноценного исторического исследования, которое найдет когда-либо своего квалифицированного исполнителя. Представляется, что эта тема поистине неисчерпаема.

Мысль, вынесенная в эпиграф, выражена 130 лет назад. Вполне очевидно, что полностью «чужеземцы-варяги» всё ещё «не разгаданы досель». Авторы надеются, что результаты исследований, основывающиеся на выявленных ими новых фактах и обстоятельствах, из которых главным является то, что древний славянский род волховских князей не оборвался на Гостомысле, как считалось ранее, а продолжается и поныне, станут существенным приближением к выяснению подлинной истории начального периода становления российского государства.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Карнович Е.П. Родовые прозвания и титулы в России. Слияние иноземцев с русскими. (С.-Петербург. Издание А.С. Суворина, 1886).

  2. Милошевич И.Н., Милошевич Л.Н. Потомки волховских князей (к вопросу о славянском происхождении Рюрика). В сборнике «Современные гуманитарные исследования», № 3, 2014 г., сс. 13-23. (М.: «Спутник +»).

  3. Милошевич И.Н., Милошевич Л.Н. История волховских князей (ещё раз к вопросу о происхождении Рюрика). В сборнике «Современные гуманитарные исследования», № 2, 2015 г., сс. 13-26. (М.: «Спутник +»).

  4. Коваленко Г.М., Смирнов В.Г. Легенды и загадки земли Новгородской. (М.: «Вече», 2012).

  5. Буровский А.М. Новгородская альтернатива: подлинная столица Руси. (М.: «Эксмо», 2012).

  6. Прозоров Л.Р. Варяжская Русь. Наша славянская Атлантида. (М.: «Яуза-Пресс», 2013).

  7. Татищев В.Н. История Российская. В 3 т. (М.: «АСТ», 2003).

  8. Кожинов В.В. Русь богатырская. Героический век. (М.: «Алгоритм», 2013).

  9. Сарбучев М. Никакого Рюрика не было?! Удар Сокола. (М.: «Эксмо», 2013).

  10. Екатерина II (Романова). Записки касательно российской истории.

  11. Гумилев Л.Н. От Руси до России. Очерки этнической истории. (М.: «Директ-Медиа», 2015).

  12. Моисеева Г.Н. Древнерусские литературные памятники в исторических драмах Екатерины II. В сборнике «Труды отделения древнерусской литературы», т. XXVIII, сс. 289-295.

  13. Толстой М.В. История Русской Церкви. (М.: «Фирма СТД», 2008).

  14. Зотов Р.В. О Черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. (С.-Петербург, 1892).

  15. Гастфрейнд Н. Товарищи Пушкина по Императорскому Царскосельскому лицею. В 3 т. (С.-Петербург, 1913).

  16. Милошевич И.Н., Милошевич Л.Н. Живая связь времен и поколений. В сборнике «Современные гуманитарные исследования», № 3, 2014 г., сс. 24-29. (М.: «Спутник +»).

  17. Святитель Полтавский Афанасий (Вольховский). Житие. Служба. Акафист. (Полтавский Крестовоздвиженский монастырь, 2010).

Добавить комментарий