История волховских князей

(ещё раз к вопросу о происхождении Рюрика)

И.Н. Милошевич,

Л.Н. Милошевич

В статье [1] авторы выдвинули и постарались обосновать ряд положений, подтверждающих справедливость известной идеи о том, что Рюрик являлся внуком (сыном дочери) одного из древнеславянских волховских князей, традиционно именуемого Гостомыслом. Эти положения, базирующиеся на обнаруженных авторами новых фактах истории дворянского (во времена Российской Империи) рода Волховских, в завершение статьи были резюмированы следующим образом:

1. Боярско-дворянский род Волховских произошел от древнерусских волховских князей, потомки которых, проживавшие на территории Киевской земли, вошли в ее историю XII – XIII столетий как «особные» князья.

2. Особенность «особных» волховских князей заключалась в отчетливо выраженном почтительном отношении к ним со стороны князей династии Рюриковичей, явно контрастировавшим с их отношением к другим древнерусским княжеским родам.

3. Особое отношение к волховским князьям являлось следствием того, что Рюриковичи считали их своими единокровными родственниками, старшими в генеалогическом отношении.

4. Содержание пунктов 1 – 3 в совокупности свидетельствует в пользу версии происхождения Рюрика из рода волховских князей. По существу, это новое подтверждение справедливости теории славянского происхождения Рюрика.

Центральная роль в [1] принадлежит высказанной авторами идее о том, что так называемыми болоховскими князьями, якобы проживавшими в XII – XIII столетиях на территории Киевской земли и считавшимися «особными» (т.е. особыми, особенными), в действительности были волховские князья, ранее владевшие бассейном реки Волхов, которые в этот период уже обитали на Киевской земле, непосредственно во владениях великих киевских князей. Ключевым моментом для понимания существа вопроса является, по мнению авторов, исторический эпизод пленения и последующего освобождения «особных» князей, который полностью раскрывает смысл определения «особные» и в результате подтверждает авторскую идею. При этом вся имеющаяся информация об «особных» князьях получает свое объяснение и позволяет с уверенностью идентифицировать их как волховских князей.

Несмотря на прогнозируемость выводов, представленных в [1], авторы признаются, что у них возникают порою сомнения в достаточной убедительности изложенных ими умозаключений, и стремятся искать новые аргументы в поддержку уже сказанного. И такие аргументы находятся.

Например, становятся понятными, обретают конкретный смысл и реальное историческое содержание, если относить их к волховским князьям, такие остававшиеся до сих пор безответными вопросы, как:

а) о том, в чем, собственно, заключалась особенность болоховских князей (если допустить, что они реально существовали);

б) о предполагаемом происхождении болоховских князей от древнеславянских князей или племенных вождей;

в) о том, что болоховские князья якобы «были в древней России единственными удельными князьями, не принадлежащими к племени Св. Владимира» (по мнению князя И.В. Долгорукова, ведущего генеалога первой половины XIX столетия) [2, с.26].

Действительно:

а) особенность болоховских князей, декларировавшаяся в качестве их отличительного атрибута, в исторических источниках, по существу, никак не раскрыта. Встречающиеся упоминания о ней бессодержательны: это не более чем попытки как-то указать на нее, без того, чтобы ее описать; они невнятны и не убедительны. Напротив, они вызывают уверенность, что ничего особенного, кроме того, что они «таинственные» и «загадочные», о болоховских князьях никому не известно. Даже Н.И. Костомаров не смог сказать о них ничего более определенного, чем: «…загадочные и до сих пор необъясненные князья… Нет возможности отыскать происхождения этих князей в разветвлении Рюрикова дома… По всему видно, это были князья иных древних родов, остававшиеся неподвластными Рюриковичам» [3, с.129]. Очевидно, что эпитет «особные» к болоховским князьям не подходит ввиду отсутствия фактической информации о каких-либо реальных особенностях. Особенность же волховских князей, раскрытая в [1], конкретна и понятна. На взгляд авторов, это единственная возможность объяснить смысл определения «особный», однако применима она исключительно лишь к волховским князьям. Только волховских князей Рюриковичи могли называть «наши братья»;

б) не обнаружив никаких подтверждений древнего происхождения болоховских князей, известный исследователь этой темы Р.В. Зотов пытался причислить их к Рюриковичам, но безуспешно, как считают авторы. Стремясь как-то объяснить отсутствие их следов в обозримой ретроспективе и не найдя для этого иной возможности, он предположил, что «болоховская ветвь должна была прекратиться не позже, как в 12 колене» [4, с.231], считая, что «колено I – Рюрик» [4, с.239], или, другими словами, около 2-ой половины XIII столетия, т.е. практически в кульминационную фазу развития упоминаемых событий. При этом Зотов элементарно запутался, забыв, видимо, собственное же мнение, что «болоховские князья начали свое существование с начала 13 столетия» [4, сс.81, 158]. Этот пример красноречиво свидетельствует о полном отсутствии фактов прошлого болоховских князей, что заставляло исследователей, поверивших в их историчность, прибегать к неоправданным допущениям. Искусственность такого подхода не вызывает сомнений;

в) при том, что болоховских князей якобы «было много», не осталось никаких материальных следов, которые указывали бы на реальность их былого существования. Более того, не осталось даже личных имен. Они как бы пришли из ниоткуда и ушли в никуда. Тот факт, что болоховские князья исчезли внезапно и совершенно бесследно, прямо указывает на то, что их никогда и не было: не мог исчезнуть так просто и незаметно многочисленный княжеский род. По мнению авторов, уже во времена кн. Долгорукова, Дашкевича, Зотова, т.е. полтора-два столетия назад, понятие «болоховские князья» было чистой абстракцией. Что касается древнего рода волховских князей: подтверждается, что он реально существовал; выяснено, что он продолжается до сих пор; становится очевидным, что его вклад в историю России совершенно недооценен.

Как видим, таинственность и загадочность, окружающие «особных» князей, исчезают, если согласиться с тем, что они – это древнеславянские волховские князья, из рода которых вышел Рюрик.

Для полноты картины следует добавить, что так называемые болоховские князья часто отождествлялись с болховскими князьями, Рюриковичами, однако о тех известно, что они появились уже после рассматриваемых в [1] событий (родоначальником значится Иван Андрианович по прозванию Болх, Ольгович, княживший на рубеже XIV – XV столетий [5]) и исторически не связаны с Киевской землей. По всей вероятности, прозвания, присвоенные Болохову и его обитателям, были ассоциативно обусловлены более поздней темой болховских князей или являлись аллюзиями на нее.

Идея о том, что «особными» в свое время считались именно волховские князья, возникла при сопоставлении обнаруженных авторами новых фактов истории рода потомственных дворян Волховских, а именно:

1) один из представителей семейства Волховских, живший в XIX столетии, «вел свой род от князей волховских, которые некогда княжили на реке Волхове»;

2) предки современных Волховских происходили из боярского рода, в XIV—XVII столетиях проживавшего на территории Киевской земли;

3) несколько представителей разных поколений полтавской ветви семейства Волховских, владевшей богатым малороссийским поместьем Мойсевка, публично именовали себя князьями.

Эти факты, относящиеся к истории одного рода, говорят о том, что он не только не оборвался, как это произошло с другими древнеславянскими княжескими родами, но практически даже не утратил своей знатности. При этом он переместился с волховско-новгородской земли, где начиналась история российской государственности, на берега Днепра, в места, где зародилась династия Рюриковичей.

Известно, что к концу X столетия Рюриковичи извели всех удельных князей древнеславянского происхождения и уничтожили всех не относящихся к их династии князей из своих же соплеменников-варягов, поставленных еще Рюриком, например: Олег – киевских князей Аскольда и Дира (в 882 году), Владимир I Святославич – полоцкого князя Рогволода (в 980 году; это был последний на Руси не-Рюрикович во княжении [6, с.248]). После устранения (фактически – ликвидации) не-Рюриковичей князьями в Киевской Руси остались только Рюриковичи и… Волховские, род которых еще в конце XIII столетия являлся княжеским (сохранившись в летописных преданиях того периода, как мы теперь знаем, под ошибочным прозванием болоховских князей). Это – исторический факт (в свете его становится очевидным, что только к волховским князьям может относиться вышеприведенное мнение кн. Долгорукова о единственном княжеском роде в древней Руси, не принадлежавшем к дому Св. Владимира, т.е. к Рюриковичам), как и то, что дворяне Волховские до последних дней Российской Империи считали себя и воспринимались обществом потомками древних удельных князей, некогда властвовавших на волховско-новгородской земле.

Представляется, именно в период с конца X столетия по конец XIII – начало XIV столетия закрепилось и действовало прозвание «особные», обозначавшее особое положение волховских князей среди княжеских родов Киевской Руси: князья, но не Рюриковичи; не Рюриковичи, но – князья.

Можно не сомневаться, что так называемых болоховских князей, если бы они когда-то реально существовали, постигла бы та же участь, которая досталась другим князьям не-Рюриковичам. Другим, но не волховским: им выпала особая, уникальная историческая роль, которую они исполнили совместно со своими родичами Рюриковичами.

Итак, только волховских князей можно с полным основанием называть «особными».

Вышесказанное может быть подытожено самым лаконичным образом: болоховских князей не существовало; все имеющиеся сведения по этой теме следует относить к волховским князьям.

Поясним сделанное заключение на конкретном примере.

Читаем у Зотова, который, в контексте болоховского вопроса, пишет: «В одном рукописном сборнике Публичной библиотеки говорится о пожаловании королем польским Мечиславом в 1190 году князю Владимиру Болховскому герба Любич за войну с Пруссаками и Крыжаками» [4, с.158].

Разумеется, указанный князь Владимир не мог быть Болховским, поскольку этот род возник значительно позже 1190 года. Нельзя его отождествлять, по возрасту, и с Владимиром-Антонием (второе имя – духовное, полученное при крещении) Игоревичем (сын северского князя Игоря Святославича, родился в 1174 году), которого Зотов, в результате выполненного им «критического разбора помянника князей, находящегося в Любецком синодике», считал наиболее вероятным родоначальником болоховских князей [4, сс.74, 76, 81, 164-165, 229]. К ним Зотов относил также двух сыновей Владимира-Антония Игоревича и его внука от одного из них. Однако же, будучи Рюриковичами, эти князья, согласно авторской концепции, не были «особными». Исходя из этого, авторы приходят к выводу, что в данном случае речь идет о неизвестном им ранее князе Владимире Волховском, отличившемся в сражениях поляков с «пруссаками» и крестоносцами.

Как выяснено, в XIV столетии род Волховских считался уже боярским. Произошло это, надо полагать, вследствие завоевания западной и юго-западной частей Киевской Руси Великим княжеством Литовским, в результате которого княжеская власть здесь сосредоточилась главным образом в руках династии Гедиминовичей. С тех пор, наверное, члены рода и стали называть себя потомками волховских князей.

Следует отметить, что члены рода всегда отличались характерной особенностью, из-за которой один из его прародителей князь Белояр (упоминание о нем относится к 543 году) даже получил от современников прозвание Гордыня. Вероятно, именно гипертрофированное чувство гордости (авторы предпочитают называть его чувством собственного достоинства) помешало семейству Волховских приложить в свое время необходимый минимум усилий, чтобы оказаться занесенным в так называемые Столбцы, Степенную книгу, Бархатную книгу, ставшие впоследствии базовыми источниками информации для родословных документов и генеалогических исследований. Думается, такому решению способствовала также убежденность, что их былой статус особых князей общеизвестен и не нуждается в подтверждении.

Здесь необходимо особо подчеркнуть, что перемещение волховских князей на Киевскую землю имело трагические, без преувеличения, последствия для истории и историографии рода. Упоминания о нем в новгородских хронографах (по выражению Костомарова, т.е. в летописных источниках) естественным образом прекратились, а в историю Киевской земли он вошел под ошибочным, как мы теперь понимаем, прозванием болоховских князей и до сих пор таковым и воспринимается. В результате этот древнейший род исчез из поля зрения историков, а его историография оборвалась на временах князей Гостомысла и Вадима Храброго (IX столетие).

Очень важным следствием авторской идеи представляется вывод, что первичная информация о происхождении Рюрика из рода волховских князей, введенная в научный оборот В.Н. Татищевым – историком и государственным деятелем 1-ой половины XVIII столетия – со ссылкой на некую обнаруженную им древнюю летопись, оставшуюся при этом необнародованной, вполне достоверна.

Автором летописи Татищев считал первого новгородского епископа Иоакима Корсунянина (991-1030), при котором был крещен Новгород [7, с.9]. Следы ее со временем затерялись, и в этой связи многие историки относятся к сведениям Татищева скептически, считая их неподтвержденными или даже сомнительными. Однако далеко не все рассуждают подобным образом. Вот, например, мнение Костомарова. Упоминая об «известной Татищеву Иоакимовской летописи, в которую, точно так же, как и в наши хронографы, зашли народные предания…», он дает свою оценку достоверности приведенной Татищевым информации по поводу призвания Рюрика и его братьев: «В каком бы переиначенном виде ни дошли до нас эти сказания, но в них мерцает историческая основа, прокатившаяся через народные предания… Очень вероятно, что князей (варяжских, — авт.) призвали именно потому, что они были сыновья матери-славянки (здесь и далее полужирный курсив в цитатах выделен авторами), могли быть знакомы со славянским языком и славянскими обычаями и вообще по крови были нечужие славянскому миру, но в то же время были совсем чужды туземным (т.е. местным, — авт.) распрям и недоразумениям и, следовательно, имели качества третейских судей» [8, с.25]. С Костомаровым солидаризируется его современник исследователь П.А. Лавровский: «При таких достоинствах, при звании своем Татищев не мог быть лгуном, обманщиком в истории, тем более – древней, где нельзя и самому пристрастному критику объяснить цели лжи и обмана» [6, с.67]. Уже в наше время высказана мысль, что в основе Иоакимовской летописи лежал какой-то очень древний источник, возможно – даже более древний, чем «Повесть временных лет» [7, с.11].

Со своей стороны, авторы считают, что известные нам обстоятельства обнаружения Татищевым Иоакимовской летописи и его работы с ней не дают достаточных оснований для принципиальных сомнений в состоятельности выдвинутой им версии.

Придя к заключению о справедливости мнения Татищева относительно генеалогии Рюрика в целом, следует с доверием отнестись и к представленным им очень содержательным генеалогическим сведениям, согласно которым:

Гостомысл – сын волховского князя Буривоя, являвшегося прямым потомком патриархов рода: Вандала – брата легендарного Волхва (Волхова), давшего название реке, окрестностями которой владели потом волховские князья, и, соответственно, прозвание роду этих князей, и Владимира – сына Вандала;

у «благоразумного князя» Гостомысла было 4 сына и 3 дочери; «одни сыновья погибли в войнах, другие умерли, а дочери были выданы замуж за соседних князей»;

Рюрик – потомок волховских князей по женской линии, внук Гостомысла, сын одной из его дочерей Умилы;

Вадим – «храбрый князь словенский», родственник Гостомысла, внук или, возможно, «из боковой линии, а не потомок и наследник»;

Ольга, жена Игоря Рюриковича, также была «рода Гостомыслова», конкретнее – внучкой Гостомысла «от его сына или дочери»; происходила она «от Изборска» (встречается даже предположение, что Ольга была дочерью Гостомысла, однако оно вызывает гораздо меньше доверия, чем версия Татищева, по причинам, которые станут понятными из последующего текста);

Олег – брат жены Рюрика Ефанды, родной дядя князя Игоря Рюриковича [6, сс.54-67; 7, сс.9-13].

Авторы считают необходимым акцентировать здесь следующее обстоятельство. Скандинавская (норманнская), южно- и восточно-балтийские – эти версии рассматривают вопрос происхождения Рюрика по мужской линии, со стороны отца. При этом материнская линия предков Рюрика остается за рамками исследований и как бы не представляет исторического интереса. Авторы поясняют, что та часть вопроса, которая относится к происхождению Рюрика по отцовской линии, ими не затрагивается. Авторская гипотеза подтверждает версию, что матерью Рюрика была славянка, дочь волховского князя, а Рюрик, соответственно, славянином по материнской линии. Именно в таком смысле авторы считают свою версию славянской.

Кем по происхождению (национальности) был отец Рюрика: скандинавом (предположительно, шведом), южным или восточным прибалтом, возможно, даже славянином – в данном случае не имеет принципиального значения. Относительно него с уверенностью можно лишь считать, что, будучи варягом, он, по определению, являлся потомственным морским разбойником, пиратом, торговцем (как правило, награбленным добром), наемником (или, выражаясь современным языком, солдатом удачи).

Новейшие представления о варягах, особенно об их скандинавской разновидности – викингах, рисуют их нам профессиональными грабителями: безмерно жадными, чрезвычайно жестокими, полностью лишенными нравственных устоев, что проявлялось в вероломстве и коварстве, из-за которых им ни в чем нельзя было доверять (9, сс.88, 92). Все это приводит к уверенности, что только Рюрик и его братья и исключительно лишь потому, что они были лично известны как выходцы из словенского княжеского рода и по этой причине относительно предсказуемы и управляемы, могли быть приглашены ильменскими (от названия озера Ильмень, из которого вытекает р. Волхов) словенами на княжение.

Гостомысл – «помышляющий о госте» – имя явно «говорящее», с конкретным, однозначным смыслом; имя с таким значением не могло быть дано младенцу при рождении. Понятно, что это не собственное имя, а прозвание, данное деду Рюрика позднее, задним числом, и отражавшее его характерную, общеизвестную особенность, идею-фикс. Полагают, что память о Гостомысле сохранялась в устной новгородской традиции [6, с.29]; это указывает на очень сильное, яркое впечатление, которое он оставил у современников и у последующих поколений. Нельзя исключать, что такое прозвание Гостомысл мог получить уже после смерти. Очевидно, личное имя Гостомысла следует искать среди имен новгородских посадников периода, непосредственно предшествующего времени призвания варягов.

В результате помыслов Гостомысла гостем стал его внук Рюрик. Безусловно, именно о нем Гостомысл постоянно думал и высказывался; в определенном смысле данное обстоятельство можно считать еще одним, неявным подтверждением версии происхождения Рюрика из его рода: если бы замысел Гостомысла о призвании на помощь роду своего внука не осуществился, то и воспоминание о нем не сохранилось бы в истории.

Возможно, для приглашения Рюрика не пришлось даже отправляться «за море» (указание на это можно увидеть в словах Татищева о том, что дочери Гостомысла были выданы замуж «за соседних князей»). «К концу IX столетия скандинавские пришельцы на Руси уже смешались в значительной мере с местным населением, став частью русского фона» [10, с.27]. Особенно много варягов обосновалось в Северной Руси; их было столько, что в Новгороде и Старой Ладоге появились варяжские кварталы [11, с.56]. Факт призвания варягов издалека уже давно оспаривается – на том основании, что в некоторых летописях Рюрик представлен как предводитель наемной варяжской дружины, стоявшей в Ладоге, который довольно долго прожил на берегах Волхова [9, с.91]. Весть о том, что Рюрик находится неподалеку, вполне могла дойти до Гостомысла и его сородичей; в таком случае нельзя исключать родственного общения между ними, которое и привело в конечном итоге к приглашению варягов (Рюрика и его братьев) на княжение.

Версия призвания Рюрика потому, что он был внуком Гостомысла – самая простая и по этой причине наиболее вероятная. В ней нет ничего невозможного, фантастического, логика такого события вполне понятна и не вызывает вопросов, на которые не нашлось бы ответов. Напротив, любая другая версия вызывает массу возражений, например: почему пригласили варягов, если только что избавились от таких же? почему из множества морских разбойников, каковыми, как всем было хорошо известно, являлись варяги, выбрали именно этого, Рюрика? по какой причине он вызвал столько доверия, что ему добровольно была отдана фактически неограниченная власть над свободолюбивым до этого народом? и т.д. Подобные закономерные вопросы, подразумевающие адекватные общедоступные ответы, в пылу русофобского по своей природе (в принципе – германофильского) преклонения перед норманнской версией, наиболее характерного для конца XVIII – начала XIX столетий, остались вообще без ответов, оказались отодвинутыми на задний план, а затем и вовсе забытыми.

Государственного масштаба мудрость Гостомысла далеко не сразу была оценена его соплеменниками. Уже Вадим Храбрый, родственник Гостомысла, восстал на пришельцев, за что и был убит Рюриком.

Выступление Вадима Храброго можно было бы назвать патриотической акцией, направленной против оккупантов (время показало, что в политическом аспекте она была регрессивной). Однако вполне вероятно, что конфликт между Вадимом и Рюриком мог произойти, как это часто бывает, на бытовой почве, например, в процессе застолья или другого родственного общения. Вадим мог стать жертвой собственного взрывного характера, такой его черты, как «безумство храбрых». Политическая окраска могла быть придана этому происшествию народной молвой; она отражала настроения той части населения, которая была недовольна появлением на его земле варяжских «гостей». Впрочем, высказывается мнение, что дошедшие до нас сведения об обстоятельствах мятежа Вадима Храброго настолько противоречивы, что даже ставят под сомнение историчность этого князя, как мифического типа [6, сс.47-50].

Можно допустить, что такого князя не существовало. В таком случае, не было и его восстания против пришельцев; возможно, это был бунт простонародья, по своему невежеству презирающего любых чужаков. Не было и братоубийственного конфликта внутри рода, т.е. внутрисемейные отношения были вполне родственными.

Однако факт существования вплоть до настоящего времени потомков волховских князей доказывает, что кроме ветви потомков Гостомысла – Рюриковичей, одновременно с ней, продолжалась как минимум еще одна ветвь, к которой, по всей вероятности, и относился Вадим, наверняка успевший обзавестись собственными детьми. Встречается информация, что Вадим был внуком Гостомысла по линии одной из его дочерей, старшей, при этом Умила называется средней. С большой долей уверенности авторы считают такое мнение наиболее близким к истине.

Версия исхода части новгородцев после гибели Вадима в Киев выглядит крайне нелогичной и также вызывает серьезные вопросы. Если бежать от тирании варягов, то почему в столь далекий и наверняка малознакомый город, где правят сподвижники Рюрика Аскольд и Дир – такие же варяги, и где живут люди другого племени? На что могли рассчитывать или надеяться беженцы? Какой прием ожидали они там встретить? Не правильнее ли было бы перебраться в более знакомые места, к людям, на поддержку которых можно рассчитывать? Комплекс таких вопросов, который без особого труда может быть расширен, не позволяет считать данную версию правдоподобной. Представляется, что это – попытка задним числом объяснить исторический феномен внезапного появления новгородцев на Киевской земле.

Вопрос, каким же образом волховские князья оказались на берегах Днепра, до сих оставался открытым: вспомним, никто из исследователей не смог объяснить, когда и откуда возникли здесь «особные» князья.

В [1] авторы предположили, что перемещение волховских князей на Киевскую землю стало результатом длительной миграции. К настоящему времени эта позиция авторами пересмотрена, и они считают, что волховские князья пришли на Киевскую землю вместе с Олегом, который перенес сюда из Новгорода великокняжеский престол, переданный ему Рюриком.

Возвращение Рюрика «в семью», причем – в качестве призванного правителя волховско-новгородской земли – это осуществление замысла Гостомысла, грандиозного по своим историческим последствиям. Естественно, оно было воспринято семьей с энтузиазмом, с большими надеждами на будущее. Для волховских князей Рюрик неожиданно стал вновь обретенным членом рода, который принесет ему новую славу и богатство; с ним связывались самые смелые ожидания. Закономерно предположить, что у новгородской аристократии – волховских князей – сложились отношения прочного сотрудничества с Рюриком и его соплеменниками. Этим настроениям не смогла помешать даже трагическая гибель Вадима Храброго, скорее всего преследовавшего свои сугубо личные интересы или же удовлетворявшего самолюбивые амбиции.

Надежды рода на будущее многократно возросли с появлением у Рюрика сына Игоря. В семье он воспринимался как потомок волховских князей, которому от рождения была уготована судьба бесспорного правителя волховско-новгородского княжества. Однако скоропостижная, судя по всему, смерть его отца стала серьезным ударом по надеждам и планам семьи.

Наставник наследного князя Олег, дядя Игоря по матери, видел будущее потомка Рюрика и судьбы своей новой родни по-своему. Он, безусловно, слышал от участников походов «из варяг в греки» (а скорее всего, сам принимал участие в таких походах) о теплых, благодатных южных краях, омываемых полноводными реками. Олег решил навсегда переместиться с холодных, заболоченных новгородских земель к югу, забрав с собою и предков наследного князя Игоря – волховских князей. Представляется, что это было не вынужденное решение, навязанное обстоятельствами, а акт доброй воли, доверия и хорошего отношения к волховским князьям – свойственникам вещего (мудрого) князя.

Таким образом, наиболее благоприятное для перемещения семейства волховских князей на берега Днепра стечение обстоятельств сложилось, когда Олег организовывал свой поход на юг. Во-первых, по всей вероятности, это было время прочных, наиболее близких, тесных связей семейства с его зарождающейся новой ветвью. Во-вторых, волховские князья были семьей, ближайшими родственниками княжича Игоря. В-третьих, Олег решал тем самым свои насущные политические задачи.

Олег «…собирался покинуть Новгород навсегда. …В походе его на юг, в ряду удальцов из других племен и народов, участвовали новгородцы, называемые у летописца своим местным именем Словене; те, которые ушли с Олегом, остались в Киевской земле. С тех пор наша летопись, занимаясь почти исключительно югом, упускает из вида север» [8, с.26].»

Рассчитывая закрепиться на южной территории, которая вскоре станет плацдармом для подготовки его похода на Царьград (Византию), Олег взял с собою наиболее знатных из ильменских словен, богатую и сильную местную аристократию. Естественно, первыми здесь были волховские князья. Они же, надо полагать, стали и главными союзниками Олега: близкие родственники – естественные союзники.

Волховские князья могли быть вывезены на юг как семейное окружение малолетнего сына Рюрика, оставшегося на руках у Олега; это была та среда, которая более всего необходима для выращивания и воспитания младенца. Весьма высокой представляется вероятность того, что после смерти отца малолетний Игорь воспитывался именно в семье родственников по линии прадеда – Гостомысла, поскольку семейные связи с варяжскими родственниками, т.е. по линии отца Рюрика, скорее всего, были нарушены. За отсутствием рядом других близких родственников семья Рюрика и Ефанды вполне могла стать семьей и ее брата Олега, у которого, по всей видимости, в это время собственного домашнего очага не было.

Теперь можно назвать время появления волховских князей на Киевской земле: 882 год, когда Олег захватил Киев (напомним, вероломно, как было свойственно варягам-викингам, убив поставленных Рюриком наместниками Аскольда и Дира). Это означает, что «особные» (т.е. волховские) князья присутствовали здесь уже с конца IX столетия, а не с начала XII столетия, как считалось ранее.

(В этой связи авторы высказывают предположение, что возникновению новгородской вечевой республики во многом способствовал уход оттуда владетельного княжеского рода.)

Итак, период правления Олега был, вероятно, временем наиболее близких отношений между волховскими князьями и варяжскими пришельцами. Они стали естественными союзниками, которых объединяло общее стремление вырастить наследника Рюрика – малолетнего Игоря и создать ему и его потомкам надежные условия для успешного княжения. Логично предположить, что очень теплыми оставались также родственные отношения между волховскими князьями и выращенным ими Игорем Рюриковичем, что продолжались они с младенчества до последних дней жизни этого князя, а после его гибели продолжились на весь период правления его вдовы – волховской, по происхождению, княгини Ольги, свидетельницы и активной участницы описываемых событий. Подтверждением такого предположения можно считать факт постоянного проживания волховских князей в непосредственной близости от Киева. Надо полагать, жилось им здесь – под стенами стольного града, под покровительством великих киевских князей – привольно, ибо в начале XII столетия, к которому относятся первые упоминания об «особных» князьях, их уже «было много». Очевидно, память об этих временах, об общих масштабных начинаниях надолго, на поколения сплотила потомков Игоря Рюриковича (которого считают фактическим родоначальником династии) и волховских князей.

Можно сказать, что женитьба Игоря на своей родственнице Ольге – женщине предшествующего поколения, т.е. на тёте, двоюродной или троюродной (не родной, поскольку единокровные сестры Рюрика, если таковые существовали, остались в краях, где произошли), была первым «особным» случаем в совместной истории обоих семейств. Результатом ее стал любопытный феномен, обусловленный составом крови внуков Рюрика – Святослава, Олега и Ярополка Игоревичей. Содержание «волховской» (т.е. по линии волховских князей) составляющей в крови Рюрика было таким же, как и в крови Вадима Храброго или Ольги, т.е. 50%; в крови Игоря Рюриковича (сын варяжской женщины Ефанды) – 25%. Простой подсчет показывает, что в крови детей Игоря (сыновья волховской княжны Ольги) было 37,5% «волховской» крови, при том, что аналогичный показатель у внука волховского князя того же поколения, что и Рюрик (например, у внука Вадима Храброго), равнялся 12,5%. Разумеется, содержание «варяжской» составляющей в крови Игоревичей – Святослава и его братьев тоже снизилось до тех же 12,5% (с 50% у Рюрика).

Трехкратное преобладание «волховской» составляющей над «варяжской» в крови внуков и, естественно, всех последующих поколений потомков Рюрика означает, что все они по данному – определяющему – генетическому параметру были в гораздо большей степени потомками волховских князей, чем некоего, оставшегося неизвестным, варяжского рода (это особенно важно для дальнейшего понимания).

Такое же (трехкратное) соотношение «волховской» составляющей в крови Рюриковичей и собственно волховских князей соответствующих им поколений означает, что первые к тому же были, образно говоря, и «втрое более волховскими», нежели вторые.

Как показано в [1], главным историческим фактом, подтверждающим кровную родственную связь Рюриковичей с волховскими князьями, является эпизод освобождения нескольких из них, плененных Даниилом Галицким. Главным же историческим фактом, подтверждающим происхождение Ольги из волховского княжеского рода, является женитьба на ней князя Игоря – событие, зафиксированное Иоакимовской летописью и сообщенное нам Татищевым.

Этот факт не оставляет сомнений в знатности происхождения Ольги. Её, разумеется, ожидала бы судьба наложницы, если бы она, как некоторые считают, была простолюдинкой. Брак был инициирован Олегом, под сильным влиянием которого всегда находился Игорь («в 903 году Олег женил питомца своего Игоря на Ольге, девице родом из северного края, из Пскова» [8, с.26]). Безусловно, когда пришла пора задуматься о женитьбе Игоря, имея в виду в первую очередь интересы продолжения династии, то есть будущих потомков Рюрика, мудрый князь Олег столкнулся с проблемой поиска достойной партии для своего преемника, предстоящего правителя уже подвластной киевской территории и, в перспективе, сопредельных и других земель. Невесте князя Игоря надлежало быть равной ему по социальному статусу, что для девушки означает – по происхождению. Олег сделал выбор в пользу Ольги, следовательно, она была урожденной княжной (а не стала княгиней по замужеству); в «северном крае», где она родилась, единственно родовитыми были волховские князья, земля которых была «велика и обильна» (псковских князей как таковых история не знает).

Брак непременно должен был иметь и политические мотивы, и целью его Олег скорее всего видел дальнейшее упрочение союза с волховскими князьями, с той их частью, из которой вышла Ольга и которая все еще оставалась «в северном краю». Очевидно, вместе с Ольгой эта часть также перебралась на Киевскую землю.

Как все отчетливо понимают, супружество Игоря и Ольги носило характер близко-родственных отношений, противоречащих нормам христианской морали (напомним, это произошло задолго до Крещения Руси их внуком Владимиром). Данная проблема, всегда являвшаяся и остающаяся актуальной для правящей верхушки общества монархического типа, во времена язычества, как показывают исторические примеры, зачастую решалась именно путем заключения родственных браков, что, очевидно, не считалось тогда предосудительным. Утверждать, что для Игоря и Ольги подобное было невозможным, безосновательно.

Вопреки понятным соображениям религиозно-идеологического характера, Татищев не стал скрывать наиболее деликатную сторону семейной жизни Игоря Рюриковича и княгини Ольги, безусловно, рискуя оказаться объектом клерикальной критики или даже более строгих мер воздействия. Он мог обойти эту щекотливую ситуацию, просто не упомянув о принадлежности Ольги к роду волховских князей, но не пошел таким путем.

(Нельзя исключать вероятности того, что именно указанное обстоятельство послужило негласной причиной обструкции, которой подверглось наиболее известное научное открытие историка, а более чем вероятная в те времена пропажа первоисточника стала лишь формальным поводом для нее.)

Совершенно очевидно, что Татищев не мог «вообразить» приведенные им сведения относительно принадлежности Ольги к «роду Гостомыслову». Будучи крупным ученым, человеком христианского воспитания и к тому же – Рюриковичем по происхождению, он, безусловно, осознавал абсолютную недопустимость фантазий на эту тему, непосредственно затрагивающую память Равноапостольной Святой (причислена к лику в 1547 году) и родоначальника Династии, навсегда вошедшей в историю России. Невозможно даже представить себе такую цель, такую сверхзадачу, ради которых Татищев, произвольно введя в свой главный научный труд недостоверный или вымышленный контекст относительно Ольги, сознательно пошел бы на исторический подлог, губительный по своим неизбежным последствиям не только для его личной репутации, но и для чести всего его аристократического семейства – ответвления рода смоленских князей.

Следовательно, его убеждение, что Ольга происходила из рода волховских князей, было искренним и обоснованным. Это является дополнительным весомым аргументом для уверенности в том, что историк действительно руководствовался информацией из некоего древнего источника, объективность которого не вызывала у него сомнений, откуда он и почерпнул сведения относительно Ольги. Что касается первоисточника, то обстоятельства его исчезновения наводят на размышления, что он был преднамеренно утаен, сокрыт, и именно во избежание (или вследствие) обнародования нежелательных для определенных кругов подробностей замужества Ольги. Имеется сообщение, согласно которому Татищев – не единственный, кто ознакомился с Иоакимовской летописью, были и другие очевидцы ее существования [7, с.11].

Рассмотренный частный пример, со всей убедительностью демонстрирующий строгую принципиальность и научную добросовестность подхода Татищева к историческому материалу, может являться индикатором истинности его версии в целом.

Разумеется, так или иначе, в том или ином виде тот факт, что матерями самых первых прародителей династии были женщины из рода волховских князей, был известен хранителям истории и родовых традиций Рюриковичей. Наряду с именами праотцев – Рюрика, Игоря, Святослава имена праматерей династии – Умилы и Ольги хранились в семейных преданиях, передавались в устной форме, вошли в летописные источники (пример – Иоакимовская летопись), благодаря им получили распространение и в более или менее неискаженном виде дошли до последующих поколений. Данный факт может служить наиболее вероятным объяснением причины особого отношения Рюриковичей к волховским князьям – своим кровным родственникам.

В том, что Рюриковичи восприняли фамильные черты внешности волховских князей [1], т.е. в том, что генетически род матери Рюрика оказался сильнее рода его отца, нет ничего удивительного. Об исключительно мощном жизнедеятельном потенциале рода волховских князей можно судить на следующих примерах. По преданию, этот род восходит непосредственно к Славену (Словену), легендарному прародителю славян, давшему имя всему славянскому миру [7, с.9; 8, сс.6-7]). Принято считать, что один из прямых потомков Словена Волхв (Волхов), давший название одноименной реке, послужившее топонимом для владевшего ее окрестностями рода, обладал настолько сильными сверхъестественными способностями, что его имя стало нарицательным. «Сынове их (патриархов рода, — авт.) и внуци княжаху по коленом своим и налезоша себе славы вечныя и богатства многа мечем своим и луком, обладаша же и северными странами и по всему морю даже до предел Ледовитаго моря… воеваху со многою храбростью» [8, с.7]. Как бы там ни было, в любом случае все это означает – род является одним из древнейших, из самых жизнестойких. Членов рода воспринимали «как представителей высшей у нас в древности цивилизации» [12, с.6]. Во времена, когда ильменские (волховско-новгородские) словене жили в краях, известных иноземцам как «страна городов», соплеменники отца Рюрика, варяги-викинги, обитали едва ли не в землянках и употребляли самую грубую пищу [9, с.93].

По убеждению авторов, более высокий цивилизационный потенциал северо-восточных славян стал отражением, интегральным показателем их более мощного созидательного начала, животворной энергии, или, в широком смысле, генетического потенциала, что в рассматриваемом случае проявилось в виде более крепкой, устойчивой породы (авторы находят здесь подтверждение точки зрения тех современных ученых, которые считают, что главную движущую силу эволюционного процесса в социуме составляют именно генетические факторы). Однако решающее значение в том, что Рюриковичи унаследовали фамильные внешние черты своих волховских предков, возымело, несомненно, то обстоятельство, что у самых истоков их династии оказались сразу две женщины волховского княжеского происхождения, другими словами – в превосходящей, доминирующей концентрации в их крови «волховской» составляющей (о чем уже говорилось выше).

К сказанному здесь и в [1] можно добавить данные объективного характера: «согласно исследованию скелета Ярослава Мудрого, сына Владимира Святого, его череп не относится к нордическому (т.е. норманнскому, – авт.) типу; он схож с черепами новгородских словенов». Ярослав «с точки зрения антропологии если и обладал, то весьма малым количеством нордических черт.» [10, сс.27, 47].

Авторы с сожалением отмечают, что полиграфические возможности издания, в котором была помещена статья [1], не позволили в полной мере показать удивительное соответствие внешности двух представителей семейства Волховских словесному описанию облика Рюриковичей, приведенному там же (цветные фотокопии их прижизненных портретов найдены авторами в Интернете). Очевидное внешнее сходство представителей династии Рюриковичей и семейства Волховских является несомненным признаком единства происхождения, общности предков. Это наглядное подтверждение справедливости мнения о том, что их общими предками были древнеславянские волховские князья.

Вышеизложенное может быть проиллюстрировано (с некоторой долей условности) принципиальной генеалогической схемой (краткой) рода волховских князей:

Периоды рождения

Персоналии

Славен (Словен) – легендарный прародитель славян

* * *

Волхв (Волхов);

Вандал – один из младших братьев Волхва,

полулегендарный прародитель ильменских словен

Владимир Древний – сын Вандала

* * *

Начало VI столетия

Князь Белояр Гордыня

* * *

Начало 740-х гг.

Буривой – волховско-новгородский князь

Конец 760-х гг.

Гостомысл – князь, новгородский посадник

Сыновья и дочери Гостомысла (в т.ч. Умила)

IX столетие

Вадим Храбрый, Ольга и др.

Рюрик

Волховские

Игорь (+ Ольга)

Рюриковичи

Указанные в таблице периоды рождения Буривоя и Гостомысла определены по эмпирической формуле историка родов русского дворянства П.Н.Петрова, позволяющей оценочно установить год рождения конкретного лица, если известен год рождения его потомка в седьмом поколении. Автор формулы выразил ее следующим образом: «двести десять лет соответствует всего более счету семи поколений». Период рождения Буривоя определен, исходя из года рождения Владимира I Святославича, Гостомысла – из года рождения Изяслава Владимировича [12, с.12].

* * *

Авторы разделяют историю волховских князей и их потомков на три основных периода.

Первый период – волховско-новгородский. Очень схематично он отражен в таблице. Период заканчивается 882 годом.

Принципиальный итог периода – утрата исконных наследных владений.

Второй период – киевский, время пребывания волховских князей и их потомков на Киевской земле. Он начинается 882 годом и включает:

903 – 969 гг., время проживания в Киеве и властвования волховской по происхождению княгини Ольги, жены Игоря Рюриковича и матери Святослава Игоревича;

конец X – 2-ую половину XIII столетий, время активных действий «особных» волховских князей;

1190 год, относящийся к периоду правления «особного» волховского князя Владимира;

XIV – 1-ую половину XVII столетия, когда род Волховских стал боярским и проживал на Киевской земле уже под Овручем (Вручим);

середину XVII столетия, ознаменованную борьбой населения Украины с польскими интервентами, закончившейся присоединением левобережной части ее территории к России, после чего там начало расселяться семейство Волховских [13, сс.122-125].

Принципиальный итог периода – утрата княжеского титула.

Третий период – малороссийский. Это время проживания абсолютного большинства потомков княжеско-боярского семейства Волховских в Полтавской и Черниговской губерниях Российской Империи. Из данного периода авторам, по результатам проводимых ими родословных исследований, известно более сотни имен (мужских) членов семейства. Наиболее крупные, заметные фигуры представлены в [1]; в [14] содержатся некоторые малоизвестные подробности жизни генерал-майора В.Д. Вольховского, выпускника первого («пушкинского») набора Царскосельского лицея, и его близких родственников. Отдельные сведения о самых ранних из известных авторам Волховских относятся к середине и концу XVII столетия. Это Николай (родился около 1642 года) и его сын Александр Николаев (родился около 1691 года; обе даты определены по методу П.Н.Петрова) Волховские, ближайшие предки, в частности, архиепископов РПЦ Афанасия I и Афанасия II Вольховских. Период заканчивается 1917 годом.

Принципиальный итог периода – утрата аристократического статуса.

Современные члены рода Волховских и их семьи проживают преимущественно в Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Днепропетровске (один из прямых потомков Афанасия (Вольховского) II служит там настоятелем православного храма).

Подводя итоги, авторы считают целесообразным особо подчеркнуть: ничего надуманного в [1] и в настоящей статье нет. Есть только необходимые логические построения, связывающие ряд исторических фактов (известных ранее и обнаруженных авторами в ходе ведущихся ими генеалогических исследований семейства Волховских) и представляющие наиболее вероятные варианты развития былых событий.

Главная цель обеих публикаций – привлечение общественного внимания к проблеме древнейшего княжеского рода, внесшего неоценимый вклад в судьбу России, но оказавшегося несправедливо забытым, история которого заслуживает тщательного изучения и детального восстановления.

И в заключение – вывод: самоочевидный, но для кого-то он станет неожиданностью. Историки насчитывают около 250 родов потомков Рюрика [5]. Это великокняжеские и княжеские роды, просто старинные дворянские семейства, некогда утратившие княжеские титулы, но остающиеся аристократами крови (Рюриковичи первых поколений все без исключения были князьями). И все они – потомки волховских князей; по существу, история династии Рюриковичей – важнейшая составляющая того, чем, собственно, является история волховских князей.

Будучи непосредственными наследниками этой истории, авторы сочли своим правом и прямым долгом изложить собственный взгляд на некоторые ключевые эпизоды ее развития.

ЛИТЕРАТУРА

  1. Милошевич И.Н., Милошевич Л.Н. Потомки волховских князей (к вопросу о славянском происхождении Рюрика). В журнале «Современные гуманитарные исследования», № 3, 2014 г., сс.13-23.

  2. Дашкевич Н.П. Болоховская земля и ее значение в Русской истории (Киев, 1876).

  3. Костомаров Н.И. Господство дома Св. Владимира. (М.: ООО «Фирма СТД», 2010).

  4. Зотов Р.В. О Черниговских князьях по Любецкому синодику и о Черниговском княжестве в татарское время. (С.-Петербург, 1892).

  5. Войтович Л.В. Князівські династії Східної Європи (кінець IX — початок XVI ст.): склад, суспільна і політична роль. Історико-генеалогічне дослідження. (Львів: Інститут українознавства ім. І.Крип’якевича, 2000).

  6. Пчелов Е.В. Рюрик. (М.: «Молодая гвардия», 2012).

  7. Г.М.Коваленко, В.Г.Смирнов. Легенды и загадки земли Новгородской. (М.: «Вече», 2012).

  8. Костомаров Н.И. Русская республика. Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. (М.: ООО «Фирма СТД», 2008).

  9. В.Соловьев. Древние славяне. I – X века. (М.: ЗАО «Издательство Центрполиграф», 2011).

  10. Г.В.Вернадский. Золотой век Киевской Руси. (М.: ООО «Издательство «Эксмо», 2012).

  11. Буровский А.М. Новгородская альтернатива: подлинная столица Руси. (М.: ООО «Издательство «Эксмо», 2010).

  12. Петров П.Н. История родов русского дворянства. Том 1. (С.-Петербург, 1886).

  13. Киево-Могилянська академiя в iменах XVII—XVIII ст. Енциклопедичне видання. (Киiв, ВД «КМ Академiя», 2001 р.).

  14. Милошевич И.Н., Милошевич Л.Н. Живая связь времен и поколений. В журнале «Современные гуманитарные исследования», № 3, 2014 г., сс.24-29.

Добавить комментарий