«Он светил, как свешница»: О двух Афанасиях (Вольховских) — иерархах РПЦ

Данная статья была опубликована в журнале «Исторические науки» №3 за 2011 г.

«ОН СВЕТИЛ, КАК СВЕШНИЦА…»: О ДВУХ АФАНАСИЯХ (ВОЛЬХОВСКИХ) – ИЕРАРХАХ РПЦ

9 октября 2010 года предстоятель Украинской православной церкви митрополит Киевский и всея Украины Владимир нанес визит в Полтавский Крестовоздвиженский женский монастырь. Повод был замечательный – прославление нового Угодника Божьего – епископа Могилевского и Полоцкого Афанасия II (Вольховского), умершего 1 января 1801 в Полтаве.

Сведения, представленные по случаю канонизации, подготовил архиепископ Полтавский и Миргородский Филипп. В настоящее время в Крестовоздвиженском монастыре, где нетленно почивают мощи святителя, проходят службы, читается акафист, напечатано его «Житие» и написана икона.

В истории русской православной церкви (РПЦ) известны два Афанасия Вольховских, полтавчан по происхождению: дядя и племянник, расскажем о них подробнее.

До принятия пострига оба имели другие имена. 25 ноября 1712 г. в Полтаве, вероятнее всего, в церковной семье, появился на свет Петр Вольховский, который будет известен народу сначала как «Тверской благочестивый». Он займет высокие должности на многих кафедрах РПЦ и на родину больше не вернётся.

Брат же его Павел Вольховский станет первым до сих пор известным родоначальником династии Вольховских, давшей России не только двух известных иерархов церкви, но и военных лиц.

Дата рождения Павла, к сожалению, неизвестна, а умер он в 1764 г. При нём была отстроена Николаевская церковь в Полтаве, он же стал первым её священником, и не последним из Вольховских и их родственников.

У протоиерея Павла была большая семья: дочери Настасья и Мариамна, сыновья Андрей, Федор (будущий Афанасий II) и Адриан (дед генерала и лицеиста пушкинской эпохи Владимира Вольховского).

Молодой брат Павла, Петр преуспел в науках, проявляя необычайное прилежание. Он поступил в Харьковский коллегиум, где превосходил знаниями своих сверстников. На верно выбранную стезю богослова указывал его ораторский дар, «льющийся из уст его мёд духовного витийства».

Вольховский учится в Киевской духовной Академии, а затем учительствует в Харькове. Он показал себя незаурядным преподавателем и собеседником, умеющим, по тонкому замечанию его биографа Предтеченского «тончайшим образом вникать в вещи, разбирать удивительную их связь, находить без затруднения причины вещей». Неудивительно поэтому, что его приглашают в открывшуюся семинарию Троице-Сергиевой Лавры (ТСЛ) под Москвой.

18 января 1741 г. он был пострижен в монашество и наречен Афанасием в честь святителя Александрийского. Но в литературе встречаются и другие даты пострига.

Иеромонах Афанасий в 1745 г. становится первым префектом семинарии – причем обучающим префектом, а в 1748 г. – её первым ректором, «главным командиром» над семинаристами. Автор исследования о ТСЛ С. Смирнов, бакалавр, считал Вольховского настоящим ученым 18 в., а учитель риторики и греческого языка Ярославской семинарии, согласно жанру своего «Похвального слова» и вовсе «правителем Парнаса, цветущего науками».

Первый ректор открыл в семинарии философский класс, преподавал в нем. По содержа-нию и изложению уроки Афанасия, конспекты которых сохранились, сравнивают с системой известного просветителя Феофана Прокоповича.

По распоряжению архимандрита Лавры Арсения Афанасий приступил к обучению на воскресных народных чтениях катехизиса.

К ректору на учебу являлись и приходские священники ближайших уездов. К ним вла-дыка был строг. Не выучившие основы пастыри штрафовались, а кто не являлся, «угрожаем был телесным наказанием». Таковы были правила в те времена.

Афанасий был основательным философом и замечательным проповедником, за что не раз удостаивался чести говорить в присутствии Высочайшей фамилии. Он проповедовал пе-ред Елизаветой Петровной, Великим князем Петром Федоровичем и супругой его Екатери-ной Алексеевной в 1745 и 1749 гг. Кроме всего, большое впечатление производили «строй-ность и благорасположение его тела, достоинство в очах, превосходство в речах, искусство разбирать дела, заплетенные бесчисленными узлами».

23 февраля 1753 г. Афанасий был определен архимандритом и настоятелем ТСЛ, а через год был избран членом Святейшего Синода.

Обретя многочисленную паству, преосвященный не забывал и о семье своего брата Пав-ла, полтавского священника.

Когда Вольховский I в 1758 г. принял на себя миссию епископа Тверского и Кашинского, он взял к себе 17-летнего племянника Федора и помог определить его на учебу в Тверскую семинарию. Духовный наставник стал тем «горящим светильником» для молодого родственника, который всю жизнь указывал ему путь служения Богу, чей авторитет был непререкаемым.

Епископ в 1760 г. составил «Инструкцию поповскому старосте», состоящую из 25 пунктов. Она предписывала нормы поведения священнослужителя и меры пресечения отхода от них. Догматы, которым неукоснительно следовал великий дядя, не могли не отразиться на будущей церковной деятельности племянника епископа. Вот где надо искать корни той строгости, которую проявлял и младший Вольховский.

С 1763 г. Афанасий – епископ Ростовский и Ярославский, поэтому его племянник Федор продолжает обучение в Ярославской семинарии.

1764 – год смерти брата Афанасия и отца Федора – Павла Вольховского из Полтавы. У Федора оставались братья и сестра, но ближе всех, по сути, стал дядя-епископ. Его жизнь была посвящена служению людям. При Афанасии в Ярославской семинарии открылись богословский и философский классы, началось изучение греческого и еврейского языков. Благодаря старшему наставнику Федор смог получить основательное образование. Его пример стал путеводной звездой для молодого семинариста. Младший Вольховский, по стопам Афанасия, заканчивает Киевскую Академию. Ведь тот, кто не щадя сил своих, проводил за чтением и молитвами дни и ночи, посоветовал и «отроку сердца своего» углубиться в богословие.

Возглавляя Ростовскую кафедру, Афанасий оказался в центре обсуждения в конце 60х и начале 70х годов XVIII в. проектов новой образовательной системы. Представленный уважаемым епископом доклад был написан «живо и литературно».

Ученый, иерарх ратовал за обязательное народное образование, трезвость населения, призывал помещиков следить за обучением крестьянских детей, выделять им бесплатные учебные пособия.

Свои мысли он подкреплял делами. В 1771 г. в Варницком монастыре был построен на собственные средства и им же освещен холодный храм во имя Пресвятой Троицы и преподобного Сергия Радонежского.

В те же годы Федор Вольховский, его племянник, возвращается на родину и служит в приходе покойного отца в Николаевской Полтавской церкви. «Горе между тем рано заглянуло в очи тому, для которого предназначен был свыше путь горестей и напастей. Женившись, и трех лет не прожил он со своей подругой: она покинула мир. Тогда он перешел в Чернигов и здесь, в Троицко-Ильинском монастыре в 1769 г. принял монашество и назван Афанасием по имени Угодника Божьего, почивающего в Лубенском Мгарском монастыре, Полтавской же губернии».

Многие авторы справедливо утверждали, что Федор взял то же имя, как и Петр, не только в честь Патриарха Афанасия. Младший Вольховский прямо выказал уважение своему великому дяде-благодетелю.

Так в русской православной церкви семь лет одновременно служили два представителя одной фамилии – полные тёзки: Афанасий (Вольховский I) и Афанасий (Вольховский II).

15 февраля 1776 г. в возрасте 63 лет епископ Ростовский Афанасий (Вольховский I) скончался и был погребен в Соборной церкви Ростова Великого.

Другой Афанасий начинал своё восхождение на церковную иерархию. Но это являлось и его Голгофой.

С 1777 он – игумен Кириллова Белозерского монастыря, а с 23 ноября 1783 г. – архимандрит Вяжицкого Новгородского. 13 ноября 1785 г. назначен наместником Юрьева Новг-родского монастыря, а 30 июля 1788 г. хиротонисан во епископа Старорусского, викария Новгородской епархии. Этому предшествовало ходатайство Св. Синода перед Екатериной II, которое она соб-ственноручно утвердила.

«Было ему в то время 46 лет. На этой кафедре 7 лет он светил, как свешница».

После ухода святителя Георгия (Конисского) образовалась вакансия на архиерейскую кафедру в Могилёв. Св. Синод и канцлер, князь А.А. Безбородко предложили двух кандидатов: епископа Старорусского Афанасия (Вольховского) и архимандрита Донского монастыря Иоанникию Никифоровича.

Государыня утвердила их доклад, написав против имени Вольховского «сему». 32 года назад она так же утверждала старшего представителя рода Вольховских на Ростовскую кафедру вместо митрополита Арсения (Мацевича).

На фоне событий общественно-религиозной жизни Российской империи роль новоприбывшего в Могилев православного епископа была драматичной. Епархия находилась в пограничной местности. Развитие христианства несколько сотен лет проходило в административных рамках Великого княжества Литовского и Речи Посполитой (Польши), их союза (унии) при наступлении римо-католиков. В результате Брестской церковной унии 1596 г. все православные епархии были переведены в подчинение Ватикану. На западных территориях набирало силу новое религиозное учение-униатство, довольно распространённое уже к кон-цу XVII в. Лишь после раздела Польши 1772 г. ситуация начала меняться.

Афанасий прибыл в Могилев 3 апреля 1795 г. В конце того же месяца он предписал консистории подать ему ведомость с указанием неисполненных синодальных указов, а также нерешенных дел по просьбам и сообщениям. Была составлена инструкция об осмотре в Полоцкой губернии и проверке заново причисленных туда православных монастырей и церквей.

Надо заметить, что территориально административное деление наших земель менялось часто, особенно на границах. Образно это можно сопоставить с перетасовкой карт в колодах. К примеру, город Невель Псковской области (сейчас в бюрократических документах при-численный к разряду «городских поселений»), был поочередно уездным центром Псковской, Полоцкой, Витебской губерний Российской империи, Калининской, Великолукской областей Советского Союза. Кстати, в XVII и XVIII веках эти земли переходили к Польше, находились в сфере её геополитических интересов, говоря современным языком. Это наложило сильный отпечаток на культуру обоих народов, но ассимилироваться они так и не смогли.

Итак, отдельный пункт предписания Афанасия гласил:

«Отцу игумену Давиду, направляемому в Полоцкую губернию, изведать о Невельском духовном правлении: наблюдается ли в оном законный порядок и имеется ли там, в Невеле, школа на казённом содержании… и какая именно, сколько каких учителей, учеников, чему обучаются (актуально в наше время – О.П.) и сколько в год на ту школу жалованья производится». Невельская духовная школа была учреждена в 1780 г., но через восемь лет переведена в Полоцк. К 1793 г. вновь возвращена в уездный город – и к концу первого десятилетия XIX в. стала именоваться приходским училищем.

Для обеспечения проезда отцу Давиду с помощником были даны специальные указы о предоставлении им сведений, пособий и подвод. Православная церковь брала на себя обра-зовательные функции  и делала это грамотно.

Главным беспокойством РПЦ была поддержка стремления местного населения перейти из унии в православие. Надо было переломить ситуацию, когда закрывались православные храмы, в деревнях не оставалось священников. Незадолго до прихода Афанасия в том же Невеле был поставлен католический костёл.

Призыв к возвращению в православие содержался в «Пастырском увещании к униатам», а к восстановлению церковной жизни общин – в «Окружной грамоте к пастве» Афанасия (Вольховского II). Он считал, что «за сие нужное дело с поспешностью приниматься надо», а не спустя рукава. За «Окружную грамоту» митрополит Филарет зачислил А. в писатели.

В 1795 г. в лоно РПЦ перешло 50 бывших униатских приходов. Как считалось, дело пошло бы быстрее, если бы не «невежество крепостного народа, преобладание среди помещиков ксендзов и католиков, а среди судей – иноверцев». Бытописатель того времени сказал: каждый ксендз говорил здесь латинским языком, а многие и другими, не включая русского и польского. И они были очень подготовлены. Понятно, с какой стороны могли появиться враги у епископа, действовавшего с крайней решительностью. Но были противники не только вне, но и внутри церковных стен.

Афанасий стал проводить ревизию церквей и монастырей, укреплял дисциплину. При нём были упразднены Могилевский братский и Шкловский женский монастыри. Он посчитал, что контролировать доходы должны настоятели, а не «братчики». (Напомним, что братство возникало при церквях во времена унии как противоборство полякам-иезуитам). В 1795 г. закрыто было Полоцкое братство, затем Невельское, Благовещенское. Новый владыка посчитал: зачем держать крепость на родной земле? Об этом и доложил в 1796 г. обер-прокурору Синода графу А.И. Мусину-Пушкину.

Невельский купец Андрей Отрошкевич хлопотал позже о восстановлении братства. Прошение подавал и игумен местного монастыря Захарий Полонский. В бытность епископа этот игумен подумывал даже перейти в другую епархию от сурового начальника, но тут вмешались и другие, личные причины. 4 апреля 1796 г. на именинах у канцеляриста Осипа Деминовича иеродиакон Полонский напился допьяна, за что был строго наказан владыкой. Тот был строг ко всем и во всем.

В спорных вопросах о земле церковных домов, «если оная польских королей привилегиями утверждена была», епископ встречался с глухим сопротивлением, сопровождаемым клеветой и бранью. Преосвященный даже вынужден был обратиться в Синод «оказать помощь и защищение». Его позицию подтвердил сменивший Афанаия на посту епископ Анастасий: «доношение предшественником моим и кавалером Афанасием доказывает, сколь, неуважительное для церкви нашей здешний поветовый суд имеет мнение или почти презрение к епископам православным». Мало что изменилось у них с того времени, когда местные верующие били челом Петру I: «защити нас от льва рыкающего, и денно и нощно поглотить нас умышляющего». В 1777 г. гонения на православных, изменив свою личину, стали из явных тайными. Воссоединение униатов последовало 26 марта 1839 г., но отклики давнишних поползновений католичества имеются и теперь».

Ярый поборник православия Афанасий (Вольховский II) явно опережал своё время и остался во многом непонятым своими современниками.

Владыка планировал на архиерейской земле поселить служителей и мастеровых, а постройки католические снести. Они подали  «позыв» на польском языке для явки по иску в поветовый суд, чтобы призвать к ответу епископа, да еще в срок, который назначался для уголовных преступников. Обстановка была очень накалена. Обе стороны были одержимы борьбой за паству. По донесению Афанасия, в 1795 г. в Могилевской епархии воссоединилось 107865 бывших униатов.

«По вниманию к таковым, без сомнения, великим подвигам, император Павел Петрович, при всемилостивейшем и лестном рескрипте, 11 мая 1797 г. пожаловал епископу Афанасию орден св. Александра Невского. Но эта звезда была уже последнею на жизненном небосклоне святителя и, как эмблема земного величия и славы, скоро померкла».

Активности иерарха положил конец донос тенора архиерейского хора дьякона Ф. Харкевича из Могилева. Донос два месяца оставался в Синоде без движения. Павел I, не веря обвинению, отослал бумагу первенствующему члену Синода митрополиту Новгородскому и С-Петербурскому Гавриилу. Последний хорошо знал Афанасия и доверял ему, как своему подчиненному, в течение 20 лет. Поэтому митрополит заготовил рапорт императору о согласии отправить Вольховского на покой с пенсией и дать ему в управление Мгарский Лубенский монастырь. Это соответствовало желанию самого Афанасия. Но перевес сил в Синоде оказался не на его стороне.

Существовало мнение, что отрешение Афанасия от кафедры не состоялось бы без интриг части дворянства и столичных кругов, связанных с западными землями.

Сказался и политический момент. Павел делал всё наперекор Екатерине Великой. Он вновь ввел подчинение униатов католической церкви. 27 августа 1797 г. в Гатчине Павел Петрович подписал секретный Указ об увольнении Афанасия (Вольховского II) на покой в Лубенский монастырь, но без управления им и без пенсии. Естественно, на новом месте опальный епископ был встречен как ссыльный.

Расследование назначено так и не было, но император российский вспомнил об Афанасии и назначил ему пенсию 1200 р. в год. Это случилось незадолго до смерти их обоих.

В литературе можно встретить факт, что Вольховский II скончался в Лубенском монастыре, куда был отправлен, где хотел в трудах закончить дни свои. Это встречается у исследователей С. Венгерова в «Кратком биографическом словаре русских писателей и ученых», В. Аскоченского («Киев с древнейшим училищем – Академией»), П. Строева в «Списках иерархов и настоятелей монастырей Российской церкви». Но эти данные неверны. Из епархиальных источников явствует, что «потеря власти, приниженное положение, неприятности от Дамаскина (настоятель, под надзором которого находился А.) и другие неблагоприятные обстоятельства дурно повлияли на впечатлительную натуру Преосвящённого… Родственники взяли его больного к себе в Полтаву, где и опочил он у них на руках 1 январе 1801 г.»

Тело его было перенесено в Полтавский Крестовоздвиженский монастырь и похоронено в склепе одноименной церкви. В 1885 г. гроб был поставлен на особо устроенном возвышении у стены при входе в усыпальницу. В «Могилевских епархиальных ведомостях» за 1902 г. писалось что «тело доселе нетленно почивает». Он оказался достоин жизни вечной, несмотря на гонения, клевету, людскую зависть и непонимание.

Через 70 лет после смерти святителя вышло в свет сочинение Г. Добрынина в журнале «Русская старина». Он служил в Белоруссии чиновником невысокого ранга и знал могилевского епископа, о котором мы пишем. Об этом не стоило бы упоминать, если бы именно из «Жизни Гавриила Добрынина, им самим писанной», не почерпнули недобросовестные исследователи «утку» о якобы «безграмотном» православном иерархе.

Добрынин, к удивлению, сам вышел из церковной семьи, но пиетета перед старшими учителями не заимел. В его «воспоминании» обнаруживается банальный дар высмеивать ту патриархальную среду, которая вырастила его. Разночинство рвалось во все двери, выталкивая всех, кто держался за отеческие устои. Певчий, казначей, келейный – начало карьеры автора «Записок» ассоциируется у него с унижениями и несправедливостью, за что он готов взять реванш в будущем. Подвижником веры не стал, цели великой не оказалось на прицеле. «Я в зрелых уже летах ощущал на себе недостаток воспитания». И устремился к своей мечте: иметь бы местечко, пристроиться к «руке», получить чин и хорошее жалованье. Откровенно и вызывающе пишет он о себе и своем напарнике: «Три задачи подлежали нашему решению, три точки были нашими предметами:

1) нужно было вступить в должность;

2) при открытии наместничества попасть обоим в расписание не на низкие в губернском городе канцелярские места;

3) стараться не упускать случаев к приобретению чинов».

И вот он – в новоприобретенном для России крае. «Я выехал в край, бывший недавно под владением ста тысяч королей… уже в течение долголетней моей в Белоруссии службы узнал я из опыта, что в двух белорусских губерниях пять только городов: Могилев, Полоцк, Витебск, Невель, Велиж». Канцеляристу Добрынину повезло: в Рогачёве он знакомится с князем Алексеем Ивановичем Горчаковым. («У князя Горчакова Параша хорошо певала, и я был человек не лишний, которого князь ласкал и хорошо кормил»).

Начальнику канцелярии в первый же отпуск он привез сани, лакированные, на три человека, с подушками внутри, а внешне окрашенные бронзовой краской, наполнив их бутылками английского пива.

«Ах, брат, ты великий мастер ездить в отпуск!», – сказал благодетель.

Но вот о ведущих фигурах края молодой человек пишет черными красками: «Епископом был Афанасий Вольховский… который по натуре так был несчастлив, что знакомое ему Евангелие не мог читать без ошибок и частых медленных остановок. Генерал-губернатор Черемисинов – человек ни в чем не сведущий, молчаливый до бессловесности».

Правившего губернатора Витебского И.И. Михельсона, известного военачальника, Д. назвал «человеком вспыльчивым, сердитым, любострастным».

Общий тон воспоминаний напоминает современную жёлтую прессу. Нравственной цензуры не существовало. Канцелярист свободно писал о том, что ему было невдомёк. На самом деле медленное чтение могло объясняться тем, что «владыка страдает темнотой глаз», об этом писал биограф.

Следующая версия автора «Записок» – что 80-летняя мать канцлера Безбородко упросила своего сына повлиять на Екатерину II, когда та утверждала кандидатуру епископа Могилевского. Безбородко, мол, и слышать не хотела ни о ком, кроме любимого малороссийского архиерея Афанасия.

Но сам автор статьи «Канцлер князь Безбородко» Н. Григорович выступил с опровержением Добрынина и критикой его. «Всякий читатель усомнится в справедливости рассказа Добрынина. Позволим себе восстановить истину не по слухам, а на основании документов». Того же мнения придерживался и В. Бучневич, автор книги «Записки о Полтаве и её памятниках», выпущенной в 1902 г. местным издательством. Не могла же, в самом деле, малограмотная помещица из Малороссии двигать значительными фигурами, как пешками. Автор «Записок» решил, что прихоть матери российского канцлера возвысила Афанасия до епископа Могилевского. А кто же тогда составлял ему протекцию на новгородскую кафедру, или когда он с 1781 по 1788 одновременно совмещал службу наместника Александро-Невского монастыря и присутствующего в Санкт-Петербургской консистории?

Недобросовестность г-на Добрынина сказалась не только в выдуманных им «пикантных» подробностях, но и в изложении фактов. Он также неправильно указывает место погребения святителя, и даже срок его службы в Могилеве (вместо 2,5 лет указал 1 год). А ведь чиновнику приходилось непосредственно работать под руководством владыки. И тут возникли трения. В частности, Добрынин был недоволен тем, что ему не назначили «прогоны», т. е. карету с солдатами для проезда по губернии.

Съездив «на собственном коште, как в гости, и не обретя ни единой души, желающей отстать от униатской и пристать к греко-российской церкви, возвратился я в Могилев, и был везде от губернатора и от архиерея провозглашен безбожником и ослушником». Задетый за самолюбие, чиновник, похоже, до конца жизни не смог забыть унижения. Скорее всего, он не мог понять иных целей жизни, кроме практических.

В 1812 г., когда Афанасия (Вольховского II) не было уже в живых, но душа обрела жизнь вечную, Добрынин продолжал службу государственного чиновника. Дальнейшие события тоже характеризуют того, кто клеветал на преосвященного. 7 июля советник получает от губернатора приказ «следовать из Витебска в город Невель с делами и архивом своего присутственного места. Так же были эвакуированы гимназия, семинария, белое и черное духовенство». И там же сам чиновник без всякого стеснения повествует, что, возвращаясь из Невеля обратно в Витебск, он был захвачен французами и обобран вплоть до ордена с шеи. А когда начальник-француз все же вернул награду русскому, счастливый Д., по его собственным словам, «чуть не пал, из благодарности, на колени пред великодушным начальником грабителей». Комментарии, как говорится, излишни.

К сожалению, небеспристрастные данные витебского чиновника были использованы С. Венгеровым в «Кратком биографическом словаре русских писателей и ученых».

И пошла писать губерния! И работать «испорченный телефон». От «медленного чтения» дошли до «безграмотности» пастыря. Это можно прочесть у недобросовестных исследователей, это «гуляет» в интернете.

Но правда пришла из церковных келий. Во время войны с Наполеоном в Полтавском Крестовоздвиженском монастыре архимандрит Иосиф возбудил вопрос об устройстве серебряной раки для мощей святителя Афанасия, что и было выполнено при архимандрите Кирилле, настоятеле монастыря с 1817 по 1819 г.

Кирилл (Богословский-Платонов) вышел с ходатайством к Полтавскому епископу Мефодию о внесении имени и памяти святителя Афанасия, нетленно почивающего в этом монастыре, в церковный круг, и о написании канона. К февралю 1817 г. на эти цели было уже собрано 17 тысяч деньгами и 17 фунтов серебра. Писалось и о том, что монастырь «беспрестанно от посетителей почивающего там Афанасия доходами обилен».

Цель этой статьи была – приблизить читателей и исследователей к истине. Каков получился образ двух иерархов РПЦ – судите сами.

Петровская О.Н.

Добавить комментарий